Часть 1. О строительном бизнесе и клонировании страшных зданий

KYKY: Расскажите, как долго вы в бизнесе? Я видела дома, которые ваша компания построила в Клайпеде, почему вы не строите таких интересных фасадов в Беларуси?

А.С.: Свою первую компанию я открыл, когда был на пятом курсе университета – вместе с другом мы торговали стройматериалами. Из-за работы много пропускал в ВУЗе, меня даже выгнать два раза хотели. Но экс-декан Нархоза Михаил Мишкевич спас (улыбается). Это было, кажется, в 2003 году.

В 2011 году с женой решили уехать в Европу. Рассматривали абсолютно разные варианты, но остановились на открытии компании в Литве. Думали, поживем немного недалеко от Минска, а когда закроем все дела и продадим дом в Беларуси, перенесем бизнес «подальше» – в Германию, например. Переехали в Вильнюс, прожили там шесть лет и вернулись обратно – не получилось «оторваться», хотя дом мы все же продали. Юридически моя Nordica Group – все еще литовская компания. В Беларуси работаю от другого юрлица, но большую часть заказов стараюсь брать здесь. Только 30% бизнеса сосредоточено в Литве, по большей части это консалтинг. 70% – уже в Беларуси, поэтому скоро Nordica появится и у нас.

Сейчас у меня есть объект в Смолевичах: планирую построить на 700 квадратных метров супермаркет. С таким же фасадом, которой вы видели на фото домов из Клайпеды. Хотя уже есть «но»: на этапе предварительного согласования мы пошли к местному архитектору и рассказали про идею. На что он нам ответил: «Вы что, там же будут жить жуки! Это не соответствует санитарным нормам – в наших условиях ваш фасад просто будет гнить». Это не отказ, а своего рода предупреждение.

Мы только сейчас начинаем детальную разработку проекта, но я реально боюсь, что «эксперты» могут не простить такой фасад в этой стране.

Все упирается в живое растение, но заменять его искусственным – глупость. Мы будем доказывать, что фасад не сгниет. 

KYKY: Вы строите за МКАДом – как реагируете, когда там столетнее кирпичное здание переделывают в типичный «Евроопт»?

А.С.: Я не понимаю застройщиков, которые это делают. Ресторан «Поедем поедим» в Куропатах, объект «Тапаса» на берегу лебединого озера – зачем менять законы и лезть на подобные территории? Что, места мало? Беларусь – страна с самой маленькой плотностью населения в Европе, да у нас земли больше, чем у кого либо! Стройте там, где это разрешено – зачем портить репутацию?

История с «Еврооптом» вообще за гранью – в историческом здании в Минске бывает невероятно сложно согласовать даже кондиционер на фасаде или замену окон. Вроде бы закон везде одинаковый. Но тут есть еще одна проблема: если бы подобное сделала крупная торговая сеть во Франции, в ее магазины люди ходили бы сильно реже. Французская компания это понимает, поэтому никогда себе подобного не позволит. У нас же на новость [про передачу ценных зданий под супермаркеты] отреагировала только небольшая часть общества, большинству было все равно.

KYKY: Мы давно хотим понять, почему в Беларуси так дорого и страшно, когда речь заходит о любой застройке, рассчитанной на массы. Проблема же не только в «экспертизе», которая не одобряет крутые фасады?

А.С.: Да, есть несколько глобальных проблем. Первая – отсутствие рынка земельных участков. Перед тем, как что-то построить, нужно купить землю, но в Беларуси она не продается. Даже в Минске полно пустырей, которые можно застроить, а их нельзя приобрести – это длинная, сложная процедура. Сначала ты обращаешься в исполком с тирадой о желании что-то построить. Там оформляют земельное дело и выставляют понравившийся тебе участок на аукцион. Я по такой же схеме «выбивал» землю в Смолевичах: ходил в исполком, долго бегал с документами по разным инстанциям, все согласовывал. Потом участок выставили на аукцион, куда пришел еще один участник и поднял цену на землю в два раза. То есть я потратил время, деньги и силы, а другой человек мог бы купить эту площадь. Еще и меня вынудил потратить вдвое больше запланированного – в итоге участок достался все же моей компании.

В Европе все намного проще, там есть частная собственность на землю. Если в Беларуси фактически все пустыри государственные, то там они уже кому-то принадлежат. Поэтому любую площадь вы можете запросто выкупить у ее владельца. Года три назад мы хотели построить в Литве коттеджный поселок «Ля Вільні». Я нашел участок, который отлично подходил под этот проект, и довольно быстро договорился с его владельцем о продаже. Оказалось, что земля когда-то принадлежала его прапрадеду, – и ему ее вернули.

Нам можно было разворачивать стройку. И здесь я хочу сказать о второй проблеме беларуского рынка недвижимости. Когда в Литве появилась земля под застройку, я пошел в банк и спросил, могу ли получить в кредит сумму, которая нужна, чтобы полностью закрыть проект. Ответили: «Никаких проблем. Как только начнете стройку – сразу дадим деньги». Увы, стройку мы так и не начали – мой партнер не выполнил условия сделки. Но в Европе очень легко дают кредиты на хороших условиях. В Беларуси такого кредита не будет, он просто невозможен. Я брал кредиты в родной стране – это было мега сложно, поэтому последние лет пять даже не пытаюсь обращаться в беларуские банки. Работаю с инвесторами.

KYKY: Невольно вспоминаются сербы и их Dana Holdings, которые застроили почти весь Минск страшными зданиями. На строительном рынке настолько все решают деньги?

А.С.: Не всё, но очень многое. Dana Holdings – большая компания, с большими деньгами и возможностями. В нашей стране у нее мало конкурентов, поэтому неудивительно, что ей достаются большие площади.

Скажу так: если завтра на аукцион выставят Гродно за миллиард долларов (хотя в действительно он будет стоить 50 миллиардов), на торги придет один человек, у которого есть эти деньги, и купит город.

Я утрирую, но это факт – основной оборот строительного бизнеса страны сосредоточен на 5-10 компаниях, которые получают на аукционах огромные площади. Остальные – за бортом. Получается олигополия. 

По сути, я плыву по течению: получается на чем-то заработать – супер. Я не вижу для себя возможности создать большую строительную компанию. Ведь у нас то отсутствует законодательная база, то нет финансовых инструментов. Так ничего толкового не выйдет.

Часть 2. О бизнес-ангелах, которые поддерживают IT

KYKY: Вы генеральный директор строительной компании, бизнес-ангел. Но сейчас в заметках о баре вас подписывают «предприниматель» и «фермер, который выращивает яблоки». Как у вас на всё времени хватает?

Алексей Славута: Недвижимость – мой основной бизнес, а бар и ферма – для души. Еще в детстве появилась мечта жить в деревне, я начал ее осуществлять. Купил достаточно большой участок земли в Раубичах – 20 гектаров – но все оказалось не так просто. Частное сельское хозяйство требует огромных вложений, потому что не получает поддержки, льгот и преференции от властей, в отличие от государственных колхозов. Сложно сделать ферму рентабельной, но у меня есть несколько идей. Хочу открыть парк отдыха с погружением в сельское хозяйство. Речь не про «приехать, прополоть грядки», конечно. У меня в команде есть парень, который разрабатывал проект «Кукуполис» – лабиринт из «живой» кукурузы. С ним мы хотим открыть экоферму, где будут выращивать овощи, фрукты, зелень. Плюс, будет большая терраса, возможно, с бесплатными драниками, зона для игр и кинотеатр под открытым небом. Даже в голове все это стоит очень дорого (улыбается). В идеале получится место, где будут платить за вход, брать корзинку и собирать всё, что только видишь. У нас в планах открыть это место уже через год, но кто его знает, как получится: эта история выливается в большой бизнес.

KYKY: В 2014 году Александр Кнырович рассказывал нам, что в стране всего 13 бизнес-ангелов. Сколько сейчас?

А.С.: Кнырович состоял в ассоциации бизнес-ангелов, которая поддерживала малое предпринимательство – она закрылась пару лет назад. Я вхожу в новую сеть Angels Band, которая направлена на развитие IT-стартапов. Это единственная сеть бизнес-ангелов в Беларуси, других нет. Сейчас в ней 84 человека. Кнырович в свое время говорил: «Если у вас нет хотя бы миллиона долларов, вы не можете быть бизнес-ангелом». У нас же считается, что бизнес-ангел должен инвестировать хотя бы 10-20 тысяч долларов в год. Смотрите, на pre-seed stage стартапы ищут суммы от 2 до 200 тысяч долларов – деньги можно раскидать на десятерых «ангелов». Это мировая практика: месяц назад мы были в Америке, общались с местными «ангелами». Они тоже инвестируют по 5, 10, 20 тысяч долларов в стартапы, не исключая, что на одном проекте может быть несколько инвесторов.

KYKY: Вы даете деньги на проекты, чтобы они потом возвращали вам проценты? Сколько стартапов уже проинвестировали?

А.С.: Пока что ноль. Прямо сейчас находимся с несколькими командами в состоянии очень близких переговоров, но до вложений пока не дошло. Венчурные инвестиции – очень рисковая сфера, поэтому приходится отказываться от многих стартапов по самым разным причинам. То после встречи с командой ты понимаешь, что она слабая, то не веришь в предложенную модель монетизации, то видишь, что идея слишком простая, и ее скопируют месяца через два. Но я планирую сотрудничать со стартапом по схеме конвертируемого займа: ты даешь деньги, и они конвертируются в долю проекта, которая становится твоей.

KYKY: Чтобы потом ее продать? Получается, братья Гурские – ваши конкуренты?

А.С.: Есть несколько стадий инвестирования проекта: мы, ангелы, вкладываемся в стартап на первой стадии, а венчурные фонды типа того, которым владеют Гурские, – на второй и последующей. Как правило, они скупают и доли предыдущих инвесторов: в таком случае можно заработать гораздо больше, чем вложил изначально. Но если я проинвестирую стартап, который обанкротится, просто потеряю деньги.

В мире статистика такая: если проинвестировать десять стартапов, три из них прогорят полностью, еще три – выйдут в ноль. Два принесут совсем небольшую прибыль, и только один выстрелит в доход х30 и покроет расходы на другие вложения. Беларуские бизнес-ангелы рвут эту схему – среди их проектов уже есть те, которые принесли хорошую прибыль, но нет ни одного, который бы прогорел.

Одна из причин, почему я начал рассматривать сферу инвестирования, – осознание, что уже два раза я терял большие деньги на недвижимости. В последний раз инвестировал в «привлекательный» участок земли, который в итоге оказался никому не нужным и был продан за мизерную сумму. Тогда и решил, что надо делать вложения в бизнес, который не сосредоточен на внутреннем рынке Беларуси – устал банкротиться во время кризиса. Сейчас мне все нравится, я питаю большую симпатию к людям, работающим в IT. Они отличаются от тех, кто занимается недвижимостью: меньше грызутся из-за денег. В строительстве же все максимально ориентированы на прибыль.

Когда я заинтересовался темой инвестиций, подумал о том, куда вообще может вложиться обычный беларус, у которого от зарплаты остается около трехсот долларов.

По сути, у него есть всего два варианта –  купить квартиру и сдавать ее в аренду, или отнести «остаток» в банк. Коммерческие помещения стоят дороже: от двухсот тысяч долларов и выше. С другой стороны, есть застройщики типа меня, которым сложно искать инвестиции на крупные проекты. Так почему бы не создать приложение, в котором любой мог бы проинвестировать строящийся торговый центр или офисное здание? Получить его микродолю и ловить дивиденды от вложенной суммы. Условно, если закинул миллион долларов – с доходностью в 20% получил 200 тысяч долларов дивидендов в год, а если триста долларов – то 60 долларов прибыли.

Это не моя идея. Аналогичный проект уже работает в Эстонии, а я пока о нем лишь фантазирую и жду, когда появится время превратить его в реальность. Я считаю, что нам нужно правильно научиться инвестировать в свою страну.

Часть 3. О баре Kalinouski и беларусе, которого не нужно считать колхозником

KYKY: Вы поэтому открыли заведение в Минске? Это фан или собираетесь на нем зарабатывать?

А.С.: Скорее фан, место для души. Абсолютно все рестораторы, с которыми я общался, в один голос говорили, что рестораны – самая плохая сфера для инвестиций. Не нужно питать иллюзий, что заведение быстро себя окупит, таких случаев на весь Минск буквально два-три. Я все это понимаю, смотрю на мир без розовых очков, но верю в нашу идею. 

KYKY: Сколько вы потратили на бар?

А.С.: 23 мая мы заключили договор аренды помещения на Забыцкой. 7 июля у нас был первый тестовый рабочий день. Примерно за полтора месяца мы потратили на открытие бара около ста тысяч долларов.

Кто-то покупает яхты, другие вкладываются в самопиар или мечту. Но это не мой случай – я еще не всего добился, не все деньги заработал. По-моему, человек с достатком выше среднего обязан заниматься благотворительностью. Совсем необязательно жертвовать миллионы и тысячи долларов, хотя бы сто или двести. Но это скорее твой внутренний маркер – когда громко кричишь о благотворительности, она сразу же конвертируется в пиар. Давайте называть вещи своими именами.

KYKY: Вы были среди тех анонимных донатеров, которые два года подряд финансово помогают сделать День Воли в Минске и Гродно? Почему часто бизнес делает это тайно?

А.С.: Да, я перечислял средства, но совсем небольшие – около ста долларов. Бизнесмены занимаются такими вещами тайно, потому что боятся за свои деньги. Мой отец был директором лидского лакокрасочного завода, он постоянно говорил мне одну фразу: «Нигде и ничего не говори открыто», – потому что всю жизнь чего-то боялся. Мне кажется, он олицетворяет большой срез нашего общества, людей, которых научили в СССР опасаться и безоговорочно слушаться. Это обыкновенная самоцензура, у нас в таком режиме половина страны живет.

KYKY: В какой минус должен уйти «Калиновский», чтобы вы решили его закрыть? И почему вы выбрали Зыбицкую, а не Октябрьскую, или вообще улицу Калиновского – было бы комбо.

А.С.: Выбрав Зыбицкую, мы поставили памятник Калиновскому в центре Минска. Да, звучит очень пафосно, но это факт – традиционный городской памятник этому человеку никто не согласует. У нас получилось схитрить. Честно, мы не рассматривали локации нигде, кроме центра. И я не согласен, что одноименный бар прекрасно бы смотрелся на улице Калиновского. Вы там были? Это же обычный спальник. Коричневое не сочетается с коричневым – эту истину я три недели доказывал, пока мы согласовывали [с городом] открытие террасы.

Мне кажется, такой бар нельзя загнать в минус. Но если все будет идти к потере примерно десяти тысяч долларов, я начну задумываться о переформатировании заведения. Не о закрытии! А может, вообще ничего не буду делать. У нас работает очень опытный бармен, вы могли видеть его в «Банках-Бутылках». Он говорит, что для запуска наши финансовые показатели просто великолепны. Например, в воскресенье бар заработал больше, чем случается у него на экс-работе.

KYKY: Когда вы нанимали людей на работу – узнавали их «политическое вероисповедание»?

А.С.: Нет. Я считаю, что каждый человек имеет право на любые политические взгляды, где бы он ни работал. Мне даже было интересно, как молодые люди будут реагировать на мой рассказ о концепции заведения. Ведь фигура Калиновского заполитизирована так, что дальше некуда, и не надо! Но никто из-за названия от работы не отказался (улыбается). У нас работает африканец и русский парень, который вообще не понимает ни слова на беларуском. Недавно написал ему, спросил, как дела. Он ответил, что все отлично, мол, люди в бар заходят очень приятные, общительные, но многие говорят на беларуском. И он сказал: «Знаешь, надо пойти на курсы, подтянуть этот язык».

KYKY: У бара есть фишки в напитках и еде или идейная только обертка? Говорят, у вас играл Агутин – может, планируете его заменить на живые выступления современных беларуских групп?

А.С.: Конечно, фишки будут. Мы хотим раскрыть шляхетскую историю – уж очень мне не нравится, что когда идет речь про национальное и беларуское, многие вспоминают быт селян. Рушники, драники, солому. Беларусь – страна, где в средние века был один из самых высоких показателей шляхты, около десяти процентов. Я хочу транслировать именно это. Будем предлагать гостям крамбамбулю, старку, памеранку – это апельсиновая настойка, которая была крайне популярна среди шляхты. Наш бар – место не про еду, это исключительно питейное заведение. Но у нас будут подаваться классические шляхетские закуски в современном формате, потому что когда долго пьешь, надо что-то и есть.

По поводу музыки: в баре уже играла крутая беларускоязычная группа Vibeclub. Их предложила пригласить наш арт-директор Даша Пушкина. Ребят вообще никто не знает, но они очень круто отыграли. Агутина, к слову, тоже включила Даша – это был чистый фан. Я всегда стараюсь доверять профессионалам, и Дашу Пушкину считаю такой.

Хотя я и буду ежедневно включен в работу бара, там уже есть люди, в чью работу не вижу смысла лезть. Сейчас все в баре находятся в поиске. Очень просто сделать кафе в стиле лофт – поставить модные бокалы и включить обычный денс. Мы же хотим придумать новую культурную штуку, которая сможет встряхнуть город. Возможно, даже поменяет отношение к нашей истории, стране.

Сейчас очень хочется, чтобы к нам приводили иностранных гостей, а те смотрели на бар «Калиновский» и не думали, что беларус – бедный деревенский парень с одной картошкой.

А потом хорошо проводили время в хорошем интерьере и уезжали с чувством, что провели время в классной стране. Мы вот-вот нащупаем тот самый формат, подождите чуть-чуть.

KYKY: А как вы себя позиционируете относительно политики Беларуси и ее соседей? Срабатывает ли у вас, например, вопрос «чей Крым» как моральный барометр?

А.С.: Крым для меня – однозначно украинский, но я стараюсь быть терпимым к любому мнению, поэтому могу работать с кем угодно. А вот дружить, пожалуй, смогу лишь с единомышленниками. Мне кажется, интеллигентный культурный человек никогда не поддержит концепцию «Крым наш». Вообще, я человек максимально аполитичный – специальность позволяла быть чиновником, но я уже тогда понимал, что не смогу. Политика – вещь стремная, она нас, людей, сильно разъединяет.

KYKY: Можете объяснить космополитичному новому поколению, почему Калиновский и его идеи актуальны до сих пор?

А.С.: Брат моей жены такой же космополит – айтишник, далекий от истории страны. Когда открылся бар, он спросил у меня, кто такой Калиновский. Я вкратце рассказал, а через пару дней он мне пишет: «Почитал про Кастуся, прикольный чувак был!» Я надеюсь именно на такой эффект: люди зайдут в бар, прочитают выдержки из «Мужыцкай праўды» и сами поймут, почему написанное там максимально актуально сегодня. Никому ничего не нужно объяснять.

Мы уже двадцать лет пытаемся что-то изменить, но у нас ничего не получается. Может, пора поменять подход?

Демократия – история не только про свободу слова, но и уважение альтернативного мнения. Но некоторые наши оппозиционеры максимально нетерпимы к подобному, поэтому часто в своих же высказываниях оказываются очень не демократичными. Да и общество очень разобщено. Когда ирландец видит за границей ирландца, он с ним обнимается, а беларус беларуса обходит стороной. Мы считаем друг друга врагами, любим критиковать «свое». Я не то, чтобы сторонник действующей власти, но иногда и она делает неплохие вещи – мы все умудряемся опошлить и обесценить. Потому что каждый выступает сам за себя, нет точки соприкосновения и попытки подружиться. А нам как никогда нужно подружить общество, власть и бизнес. Так мы сможем быть сильной нацией – такой, о которой писал Калиновский. Агрессией никто ничего не добьется.

Да нам даже нефть не будет нужна, если в стране подружатся люди! Вы видели герб Новогрудка? Мне кажется, сейчас нам нужно находить именно такие точки соприкосновения.

KYKY: Есть несколько растиражированных маркеров «беларускости»: мова, вышиванка, свитшоты от LSTR, местное пиво, Лявон Вольский, легкая форма русофобии – что из этого близко вам?

А.С.: Я очень люблю вставлять в русскую речь беларуские слова. Например, просто тащусь от слова «трошкі». Обожаю наши спиртные напитки и старую средневековую архитектуру – стараюсь с семьей путешествовать по стране, смотреть на замки. Наверное, это и есть мои маркеры «беларускости». Мне кажется, они должны быть у всех беларусов. Скоро появится еще один – мы запускаем свой мерч. Майки, где спереди будет надпись Калиновский, а сзади – «1863». Они классные получились, я тоже буду в них ходить.

KYKY: Во Львове есть бар «Криївка», где четко установлен антироссийский диктат: на русском говорить – моветон, и можно стрелять по портрету Путина. У вас будет нечто подобное, или ваш Калиновский – мирный хипстер?

А.С.: Калиновский учился в Петербургском университете, у него была целая куча друзей россиян – отличных умных ребят, которые поддерживали его идеи, за что в итоге поплатились головой. Так что я считаю, что наш враг – человек не русский, а зашоренный, зомбированный. Таких, кто насмотрелся и воодушевился программами «НТВ» и Киселева, и в Беларуси много. Дело не в национальности, поэтому я категорически против экстремистского национализма.

Аналог бара «Криївка» должен быть в любом здоровом обществе, даже в беларуском. Но не из-за ненависти к определенной стране, а как отражение исторического периода. Но наш бар к этой теме не имеет никакого отношения. Наш Калиновский – мирный и не про политику. Он призывает выпить, поговорить, вспомнить, что писали в 1863-м, и объединиться.