В удивительное время живём: Запад уже начинает постанывать от того, как женщины завоевывают мужской мир, а в наших широтах позиция женщины и по сей день является ущербной и символически сводится к «естественному предназначению быть матерью». Впрочем, во все времена были дамы, которые откровенно манкировали таким скудоумием, имели мужество пойти против стереотипов, которые им навязывало общество, и оставили свой след в истории.

И интерес к этой истории есть – летом 2019 года на трёх языках благодаря краудфандингу издалась иллюстрированная книга для детей и взрослых «Она была: 15 женщин, ставших частью истории Беларуси». Там речь идет о женщинах, живших в 19-20 веках. Но если копнуть глубже, можно обнаружить, что и гораздо раньше в Беларуси жили женщины, которые обладали довольно широкими правами – даже по сравнению с жительницами других европейских государств.

Леди Макбет Новогорудка

В 13 веке в Новогрудке правил князь Миндовг, который завоевал большой авторитет за свою гибкую и рассудительную политику. Он смог образовать сильное княжество, несмотря на то, что с одной стороны была угроза от крестоносцев, а с другой – от монголо-татар. Собственно, и в Новогрудок он попал, спасаясь от «друзей»-соперников. Народ, проживающий в те времена по берегам Немана, был воинственный и не слишком образованный. В случае военных грабительских походов князья (которых называли кунигасами) объединялись вместе. В свободное от этих «рейдов» время они часто воевали друг с другом.

Миндовг сообразил, что разумно заключить соглашение с галицкими князьями, и смог выйти на первое место среди других литовских князей, подчинив их своей власти. С ним стали считаться в Европе, вместо «одичавшего варвара» его с уважением называли «князем-рыцарем», а единое беларуско-литовское государство позже вошло в историю как Великое княжество Литовское. Однако тут внезапно вмешался Амур и изменил не только судьбу князя, но и геополитику.

Доподлинно неизвестно, зачем Миндовг заехал к своему приятелю князю Висмонту на бокал медовухи. Наверное, хотелось отметить удачный военный поход. Когда в зал зашла улыбчивая хозяйка, древнегреческая муза истории Клио что-то черканула в своем свитке и ухмыльнулась. Времена тогда были со своеобразной моралью: адюльтер с «сильным мира сего» мог стать прекрасным трамплином по службе для Висмонта. Но у Марты был совсем иной расчет. Она думала только о том, как не потерять приверженность влиятельного любовника. Чтобы удержать Миндовга, любовницей быть мало – надо стать для князя самым влиятельным советником. Тактика прихода к власти была разработана Мартой элегантная, но эффективная. Для начала она перессорила Миндовга с его родственниками, потом подговорила избавиться от самого близкого друга и соратника князя Викинта, который успел сбежать и присоединиться к ливонским рыцарям, жмудинам и ятвягам.

Началась кровавая междоусобица. Но и тут у хитрой Марты был запасной вариант для растерявшегося князя Миндовга: переход в католичество, подчинение церкви Литвы папе Римскому, а не рижскому бискупу, чтобы быть с крестоносцами наравне. Вполне возможно, что именно в это время начинаются переговоры о коронации. Теперь Марта уговаривает Миндовга на очередную цепочку убийств: для начала – своего «неудобного» мужа Висмонта и его братьев. Потом отчего-то умирает тверская княжна, жена Миндовга с двадцатилетним стажем, родившая ему наследника. «Расчистив» все препятствия, великий князь женится, наконец, на Марте, а в 1253 году становится первым и последним королем древней Литвы. «Сам вдовой её сделал, сам женой назвал», – так этот факт комментирует летопись.

Марта добилась, чего хотела — неограниченной власти. Однако набор из трона, короны и католицизма постепенно отвернул всех вассалов и подданных от новоиспеченного короля. Княжество подвергается нападению со стороны Ливонского ордена, плюс идет внутренняя война. В итоге в 1260 году Миндовг отрекается от католичества и короны. Более того, он возвращается к язычеству и устраивает охоту на рыцарей-ливонцев с последующим их ритуальным сожжением.

Лишившись титула королевы и возможности стать родоначальницей династии Миндовга, Марта сходит с ума. В 1262-м году она умирает, но даже перед смертью эта  женщина не прекращает плести интриг. Чтобы защитить своих детей, она берет обещание с мужа взять в жены ее сестру Агну. Тот факт, что Агна уже была замужем, абсолютно в расчет не принимается. Приехавшую на похороны сестры девушку Миндовг не отпускает. Униженный муж, нальшанский князь Довмонт организует заговор, и Миндовга с двумя младшими сыновьями убивают.

Беларуский Макбет, князь Миндовг был королем Литвы 10 лет. После него остались активная переписка с Папой Иннокентием VI, печать немецкого образца, признание христианства. Правящие после него князья, не являвшиеся его потомками, за 30 лет не оставили ничего. Более того, они утратили королевский титул, ради получения которого Миндовг отдал Тевтонскому Ордену часть владений. Ну а первым князем, возобновившим после Миндовга контакты с Европой и признавший христианство, был Гедимин.

Слуцкая Жанна д'Арк

На дворе — конец 15 века. Молоденькую Анастасию Ивановну, дочь мстиславльского князя, происходящего из Гедиминовичей, выдают замуж за князя Слуцкого и Копыльского Семена. Насладиться семейной жизнью молодые не успели из-за болезненности мужа, который умирает в 1503 году, оставив юную жену, детей и княжество без опеки. Решительная Анастасия становится регентом несовершеннолетнего сына Юрия и берет правление в свои руки. Тем более, что по землям ВКЛ постоянно туда-сюда пробегаются воинственные татары и изрядно действуют на нервы вдове. «Разоренное княжество ослабело, Слуцк потерял Магдебургское право...Так, пора объяснить тюркским тусовщикам, что не рекомендуется злить местных женщин», – решает княжна. При ней отстраиваются верхний и нижние замки, каменная Троицкая церковь в честь успешной обороны от татар и в память о погибших. Скорее всего, будучи главнокомандующим Слуцкой армии, Анастасия не только принимала парады, но и выступала во главе своих отрядов. В полном доспехе, который весит от 20 до 50 килограмм! Силе и мужеству нашей Жанны д'Арк и сегодня стоит поаплодировать.

И выдохнуть бы после дел ратных Анастасии, для себя пожить... Так новая напасть — женихи, один из которых был самым ярким авантюристом в беларуской истории. Неизвестно, когда познакомились Михаил Глинский с Анастасией, но один из польских историков 16 века Мацей Стрыйковский утверждает, что какое-то время княгиня даже крутила с ним роман. Но когда Михаил приехал свататься, дала ему «гарбуза». А это был не просто князь, а кандидат с претензией. В свое время Михаил Глинский был фактически первым лицом в Речи Посполитой, занимал пост спикера, но после смерти короля Александра свой авторитет потерял. Не имей сто друзей, а не имей сто врагов: один из поклепов привел к тому, что новый король Сигизмунд снял его с должности.

Обиженный Михаил начинает плести интриги, не гнушаясь информационной войны – распускает сплетни, что Сигизмунд намерен сильно ограничить права православных жителей. Глинскому удается привлечь на свою сторону богатых родственников и получить поддержку московского князя Василия III. В его планах отделить юг ВКЛ и образовать отдельное Киевское княжество под протекторатом Москвы.

А Слуцкая и Копыльская земли, принадлежащие Анастасии, были бы прекрасным дополнением к новому княжеству. Но молодая и состоятельная княжна на предложение руки и сердца решительно говорит: «Нет, Миша, это значит «нет»! И ничто иное».

Два раза Михаил Глинский идет с войском на Слуцк – в его глазах это подходящее ухаживание, любо-любо добиться такой силой непокорной девы. Оба раза Анастасия защищает себя и свой город, доходчиво мечом объясняя, что ей нынче замуж как-то недосуг, так что Михаил вынужден ретироваться в Московию.

После совершеннолетия сына Юрия мудрая и сильная Анастасия передала власть ему, отошла от государственных дел и дожила до преклонных лет. И даже сходила еще раз замуж за князя Константина Острожского – тогда, когда захотелось, а не когда «надо, Настя, надо».

В 2003 году на студии «Беларусьфильм» был снят игровой фильм, в котором роль Анастасии Слуцкой сыграла актриса Светлана Зеленковская – супруга «Bruttального воина света» Сергея Михалка. Существует легенда, что актрисе пришлось сделать свой моральный выбор, когда съемочную площадку решил посетить глава беларуского государства. По задумке лиц, ответственных за протокол, Светлана должна была подъехать на лошади и подарить президенту цветы. Но актриса отказалась: возможно, при вхождении в роль, ей передалось мужество женщины, которая умела сказать свое твердое «нет»?

Первая женщина-врач Саломея Русецкая

Это женщина невероятной судьбы, чья жизнь была насыщена приключениями. Не раз она побывала в смертельной опасности, несколько раз выходила замуж, причем все мужья жили за ее счет. У Саломеи не было диплома врача, она не училась медицине. Как и не принадлежала к высшим слоям общества – даже ее шляхетность под вопросом. Медицинскую базу знаний она получила от первого мужа Якуба Гальпира – врача-окулиста, за которого ее выдали в возрасте 14 лет. Сразу после свадьбы молодые отправились в Стамбул, где от скуки Саломея заинтересовалась занятиями мужа и вскоре стала ему помогать. Она отличалась наблюдательностью, умом и способностями, поэтому довольно быстро овладела методами лечения, получила официальное разрешение на врачебную деятельность и стала довольно популярной.

По мусульманским обычаям мужчина, даже врач, не имел права посещать гарем, а правоверные мусульманки не имели права лечить мужчин. Христианка же Русецкая могла практиковать и среди мужчин, и среди женщин, и это здорово способствовало ее реноме. Тем более, ей посчастливилось поработать с врачом-офтальмологом, который объяснил ей методы и средства для лечения болезней глаз. Саломея запоем читала всю попадающуюся ей литературу по медицине и фармакалогии. «Я таму карысталася поспехам у людзей, што па-чалавечы абыходзілася з імі і вельмі імкнулася, каб дасканала сваё рамяство ведаць».

Но в те времена медицинская практика была не таким уж безопасным делом: если выздоровления не наступало, лекарь мог и головы лишиться. Однажды ее обвинили в шпионаже и взяли под стражу, что означало с большой долей вероятности смертную казнь. Но тут заболел 22-летний сын высокопоставленного турка – «аж галава, і вочы ягоныя, і твар увесь так паапухлі. Зрабіла яму катаплазмы на галаву і на твар, бо дзеля ўнутранага ўжывання нельга нічога было даць: язык быў высунуты ў яго з рота. Так мне Пан Езус дапамог, што таго пацыента свайго добра вылечыла за дзён 40». Саломее не было и 20 лет, когда она скоропостижно осталась вдовой с маленькой дочкой на руках. В то время она была врачом в гареме турецкого паши в Софии. «I адразу мне ён прызначыў у год сто леваў пенсіі і тайн – гэта значыць хлеб, віно, мяса, рыс, каву, цукар, мёд, свечкі, сена, фураж і іншае».

Но вокруг шла русско-турецкая война, к которой присоединились Австрия и Венгрия. Саломея стала свидетелем расправы над христианами, но и тут смогла проявить свой предприимчивый характер. Она выкупила у турков пять австрийских пленников – «чатырох мужчын і адну даму. Заплаціла і ўзяла сваіх нявольнікаў да сябе». Саломея рассчитывала, что перепродаст пленных их родным. Но выкуп из Вены пришел только за четверых. «Адзін наш афіцэр, Юзаф Фартунат дэ Пільштын, жыве далёка ад Вены. Лісты ягоныя так хутка не дайшлі». Так Юзеф Пильштын остался при Саломее, а потом она вышла за него замуж. «Ен быў чалавек разумны, добрай адукацыі, вучыўся ў школах рымскіх, легорскіх, венскіх і меў дыплом з пячаткамі. Цвярозым, паслухмяным, ціхім і пабожным здаўся ён мне».

Весь свой медицинский опыт Саломея записывала и собиралась издать книгу. Этот дневник под названием «Авантюры моей жизни» сложно назвать беллетристикой или женским романом.

В нем воспоминания и рассуждения по поводу тогдашних событий, интересные зарисовки-портреты людей, которые встречались во время её путешествий по странам Запада и Востока. Много места в книге отведено описанию быта и нравов разных народов, изложены методы лечения разных болезней. Врач во многом опиралась на достижения народной медицины, распространяла учение о гигиене, здоровом питании и физическом воспитании. Все это в совокупности с достижениями фармакологии и хирургии того времени создало безупречную систему, которой заинтересовались монаршие особы.

В качестве врача (впервые на беларуских землях появилась женщина-лекарь!) её пригласил литовский гетман, владелец Несвижского замка Михал Радзивилл Рыбонька и его жена Урсула, которая сама была уникумом для своего времени – женщиной-писателем и драматургом. Но неспокойный характер Саломеи не давал ей сидеть на месте. Российская императрица Анна Иоановна приблизила Русецкую к себе, приняла её в придворный штат. Все нажитое Саломея оставила мужу, а дочку – у монахинь-бенедектинок в Несвиже.

Устав от интриг российского двора, она вернулась на родину, где обнаружила, что муж умудрился промотать имущество. Женщина все же попыталась наладить семейную жизнь, снова заработала денег, родила еще двух сыновей. Но в итоге рассталась с беспутным Пильштыном, причинившем ей столько проблем. Читая ее рассказы, невозможно не поразиться и тому, какой стойкой была эта женщина и как была благосклонна к своим мужчинам. Третий «парень» в ее жизни, за которого она решила не выходить замуж, жил за ее счет, и стал виновником смерти 9-летнего сына Саломеи Франтишка – в один из ее отъездов он просто уморил мальчика голодом.

От этих всех бед Саломея приняла решение спастись в Турции, в которой и начиналась её медицинская карьера. На этот раз среди её пациентов были сановники, сестры султана и женщины его гарема. В последних главах своего дневника 42-летняя Саломея в 1760 году собирается в паломничество в Святую Землю — Палестину и Египет. Ее мемуары обрываются на 311-й странице, хотя пронумеровано вперед еще более пятидесяти чистых листов. После Саломея пропадает. Что случилось с женщиной-врачом, никто не знает.

Посол доброй воли Ирина Паскевич

Урожденная Воронцова-Дашкова, Ирина Ивановна Паскевич-Эриванская, светлейшая княгиня Варшавская, родилась в Петербурге, но на протяжении почти 70 лет неразрывно была связана с Гомелем. В богатом родительском доме Ирина получила прекрасное домашнее образование, знала множество иностранных языков и хорошо рисовала. Могла бы стать, как ее мать, известной светской львицей и первой красавицей столицы, но пошла другим путем. В неполные 17 лет вышла замуж за 29-летнего князя Фёдора Паскевича – сына знаменитого полководца Паскевича-Эриванского. Брак продлился больше 50 лет, до самой смерти князя, и был бездетным. После свадьбы они поселились в шикарном особняке на Английской набережной, где в «своем салоне» стали собирать интеллигенцию. Говоря сегодняшним языком, Ирина стала инфлюэнсером.

Постановки домашней театральной залы имели большой успех, что неудивительно, ведь Ирина слыла большим знатоком античной и современной истории, литературы и искусства, много переводила, сама писала стихи, пьесы, рассказы. Ирина Ивановна первой перевела роман Льва Толстого «Война и мир» на французский язык. Увлеченная творчеством писателя, она переводила его и на другие языки: английский, польский, венгерский, голландский, турецкий. Княгиня Паскевич, по свидетельству современников, имела значительную силу воли и храбрость. В конце 1860 года она осмелилась закрыть двери своего дома перед членами императорской семьи, после ссоры князя Паскевича с императором Александром III. Исключение делалось только для жены Александра, которая была её близкой подругой. Никто другой из венценосной семьи не переступал порога её дома.

После смерти отца князь Паскевич получил огромное наследство, и семья переехала в свою резиденцию в Гомеле, где Федор занимался хозяйством, а его жена – благотворительностью. Она учредила приют для малолетних девочек и «дом призрения для пожилых женщин», Гомельское общество помощи учащимся. Княгиня пожертвовала нескромную сумму на строительство гомельской мужской гимназии (существует и по сей день, но уже как один из корпусов Университета транспорта). А в 1905 году в деревнях Прибор, Залипье, Давыдовка и Студеная Гута открылись четыре частных народных училища, каждое на 60 человек — средства на их постройку тоже выделила Ирина Паскевич. Она же давала жалованье учителям и платила за освещение, отопление, книги и учебные пособия. Всего княгиня построила около 10 новых учебных заведений и новых зданий и корпусов для них, жертвовала ежемесячно по 10 рублей серебром для бесплатного женского училища и оплачивала учёбу одаренных детей. Стипендиаты возвращались в Гомель высококлассными специалистами: врачами, архитекторами и учеными.

Ирина Паскевич построила в Гомеле глазную лечебницу (существовала до 1941 года) и давала деньги на содержание других больниц. По прошению обеспечивала любую девушку Гомеля приданым. Во многом благодаря ей Гомель обзавелся и водопроводом.

На принадлежавшей Паскевичам Добрушской писчебумажной фабрике впервые в России был введен 8-часовой рабочий день. А практически все издатели гомельских газет того времени пользовались бесплатной бумагой фабрики. Княгиня несла расходы и на содержание фабричной больницы.

В 1912 году на средства Ирины Ивановны развернулось строительство гинекологической больницы и родильного дома в Гомеле. Медицинскую аппаратуру для них привезли из-за границы, а персонал в больницу подбирался по конкурсу из лучших врачей Империи.

Особенно много Ирина Ивановна сделала в годы Первой Мировой: организовала в Гомеле и Добруше лазареты для раненых, а в конце 1914 года начала строительство военного госпиталя на 100 коек.

Октябрьскую революцию она встретила спокойно. Друзья княгини хотели, чтобы она уехала, но она решила никуда не бежать и осталась жить в своем большом дворце на Английской набережной. После его национализации уехала в гомельские владения. Понимая, что и они будут конфискованы, она сама собрала списки всего движимого и недвижимого имущества и отправила дарственную новым властям, что спасло её от репрессий. Последние годы Ирина Паскевич была вынуждена жить у знакомых: у бывшей гувернантки и у своего воспитанника врача Абрама Брука. Умерла она в 1924 году от воспаления легких в доме своего повара Ляшкевича по Жандармской улице (сейчас – Карла Маркса), недалеко от своего гомельского дворца.

До последних минут ее жизни рядом находился бывший дворецкий Долгов, а смерть княгини констатировал врач Вольский, который когда-то благодаря ей и стал доктором. Городские власти запретили хоронить Ирину Паскевич в фамильном склепе рядом с мужем — по советским законам не имела она такого права. Но гомельчане не забыли свою «княгинюшку», которая так любила этот город. В Гомеле в ее честь назвали гимназию. Ирининской стала и часть улицы Первомайской. Здесь же установлен памятник этой прогрессивной, умной и способной на поступок женщине.

Министр правительства БНР Полута Бодунова

Последней в нашей мини-истории эмансипации в Беларуси хочется отметить гомельскую женщину с комической фамилией Бодунова. Это активистка беларуского национального движения, чья судьба была по-настоящему трагической и чью роль в  возрождении беларуской независимости до недавнего времени было принято полушепотом озвучивать лишь в узком кругу историков. О роли в нашей истории красноречиво говорит факт подписи этой женщины на Уставных грамотах первого независимого беларуского государства (БНР), без которой, как полагают некоторые историки, вряд ли была бы возможна дальнейшая Беларусь.

Полута была министром правительства по вопросам опеки, секретарем ЦК партии беларуских эсеров. Но за открытую критику советского строя в сентябре 1937 года Бодунова была арестована и приговорена к 10 годам исправительно-трудовых лагерей. А через полгода, в мае 1938 года, уже находясь в тюрьме в Минске, она по делу антисоветского подполья в Беларуси получила новый приговор, на этот раз смертный (то есть расстрел). В основу легли показания самой Бодуновой, предположительно, данные под пытками. Приговор привели в исполнение 29 ноября 1938 года. Место захоронения Полуты неизвестно, предположительно — Куропаты, где сегодня стоит памятный крест жертвам, в том числе и этой неординарной женщине.

Родилась Полута (для удобства – Пелагея, Полина) Бодунова в 1885 году в нынешнем районе Гомеля Новобелица. Окончила училище и выдержала экзамены на звание домашней учительницы русского языка и географии. Почти до 30 лет Полута прожила в Гомеле – с 1905 года работала в школах Гомельского уезда. В 1914 году Полута становится слушательницей Высших историко-литературных курсов в Петрограде, где в это время собирается круг сознательной беларуской интеллигенции, литераторов и активистов национального возрождения (учебные заведения и «наука» в самом Крае запрещены или затруднены после восстания 1863 года).

Попав в эту среду накануне революции, Полута «вспоминает», что она беларуска: национальность, как любая идентичность, ситуативна и конструируема и «всплывает на поверхность», когда надо. У Полуты есть энергия и ораторский талант – вернее, появляются условия для их проявления. После Февральской революции слушатели курсов избирают ее делегаткой в Петросовет, а летом 1917 года она входит в руководство старейшей беларуской политической партии — Белорусской социалистической громады (БСГ). Бывшая учительница русского языка становится пропагандисткой «беларуского дела»: выступая на съездах фронтовиков в Петрограде, Москве и Минске, она разъясняет программу национального самоопределения. «После моих выступлений на съезде некоторые московские беларусы спрашивали у меня паспорт, чтобы убедиться, что я действительно православная, а не католичка, подосланная иезуитами, как они говорили. Для их ушей казалось диким, что Беларусь — это не Россия, что беларусы как нация имеют право на свободное, независимое существование».

Вот как характеризует ее Елена Гапова, социолог, профессор университета Западного Мичигана: «Ей тридцать два года, и в этой новой жизни это не «бальзаковский возраст» последнего (по тем временам) женского цветения, а время деловой молодости революции. Она свободна, образованна, и она — «новая женщина». Вопрос о том, насколько она «сама» перестраивает себя, выбирая, как жить, а насколько — идет той колеей, которую формирует для людей ее среды, возраста и пола революционное время. Не тургеневской же барышней становиться, родившись «в России с умом и талантом», да еще на сломе эпох».

Полута Бодунова принимает участие в подготовке Всебелорусского съезда в Минске, разрабатывая больную для прифронтовой Беларуси проблему: помощь беженцам и инвалидам войны. Съезд провозглашает принципы независимой беларуской государственности, но разгоняется большевистским облисполкомом с применением военной силы: противостояние между большевистскими властями (по сути, властью Западного фронта) и беларускими национальными организациями обостряется до предела. Будучи партиями социалистической ориентации, они, тем не менее, отвергают большевизм как мировую (т.е. «городскую»), а не национальную революцию. Логично, что такая оппозиция переходит в нелегалы.

После провала брестских переговоров с Германией и ухода большевиков из Минска сторонники национального государства вновь взяли власть в свои руки и сформировали временное правительство — Народный секретариат. Бодунова стала единственной женщиной в составе его Рады. Однако после выходит из состава руководства и создает Белорусскую партию социалистов-революционеров, которая отстаивает национальный суверенитет, интересы крестьянства и пролетариата, выступает за национализацию земли и предприятий. Выдвигает лозунг борьбы как против Германии, так и против Советской России.

После возвращения большевиков Полуту арестовывают – всего на сутки. А в 1919 году польские оккупационные власти сажают активистку в одиночку уже на несколько месяцев. Как видим, беларуские эсэры оказались в патовой ситуации, между молотом и наковальней. Полута выходит на свободу под надзором и убегает – переходит линию фронта через Березину «па пояс у студзёнай вадзе». В Смоленске женщина принимает участие в переговорах о государственном самоопределении: большевики выступают за БССР, а эсеры — за провозглашение Белорусской трудовой социалистической республики.

Договориться не удается, и Полута едет в Москву, где вступает в переговоры с наркомом иностранных дел Георгием Чичериным и наркомом по делам национальностей Иосифом Сталиным.

Эсеры получили 250 тысяч рублей, но признать независимость Беларуси в Москве отказались – мол, прежде стоит одержать победу над поляками. Женщина, чье здоровье оставляет желать лучшего, едет в Ригу, а после ликвидации в 1921 году большевиками БПСР уезжает из страны. Живет в Праге и участвует в политической деятельности в эмиграции, где оказывается втянута в конфликт среди политэмигрантов: теперь она в оппозиции к прежним сторонникам.

После обращения советских беларуских властей возвращаться и просьб родной сестры Марии, Бодунова возвращается в Минск в 1926 году, а с 1930 года живет у брата в Гомеле, подрабатывая частными уроками. При этом она остается непримиримой в отношении советской власти, а потому живет под надзором. В 1932 году она пытается вновь выехать за рубеж, но получает отказ, так как «не подвергается репрессиям со стороны капиталистов». Полута открыто критикует советскую власть, даже в разговорах с малознакомыми людьми или в очередях, что приводит к доставшемуся ей страшному жребию: 5 мая 1938 года Особое совещание НКВД выносит ей смертный приговор.

Полута Бодунова не вводится в историю ни в образе пламенной революционерки, ни в роли матери или невесты нации, ни даже в лице «жертвы кровавого режима». Об этом свидетельствует ее невключение в «новую» историю Беларуси, где уже нашли свое мифологизированное место и силой увезенная в Киев полоцкая княжна Рогнеда, и просвещенная монахиня Ефросинья Полоцкая.