Что нужно сделать, чтобы люди в Беларуси стали зарабатывать больше? Экономист Алесь Алехнович написал работу о пользе приватизации — и вместе с Павлом Данейко обсудил ее в онлайне с политологом Татьяной Чулицкой, социологом Геннадием Коршуновым и инвестиционным консультантом Даниэлем Крутцинна. Мы послушали их разговор и сделали короткий конспект, в конце которого вы узнаете, спасет ли приватизация Беларусь.
Часть первая, теоретическая. Беларусь спасет приватизация?
Приватизация заводов, предприятий и даже услуг, которые прямо сейчас принадлежат государству, — это реформа, от которой будет зависеть успех либо провал всей экономики Беларуси. Так считает Алесь Алехнович, руководитель CASE Belarus Team, представитель Тихановской по экономическим реформам. Но перед тем, как объяснить важность этого процесса, Алесь расскажет, почему нужно перестать бояться приватизации. И отвыкнуть от мысли, что выкупив имущество у властей, бизнесмены, как в 90-х, все «раздербанят», а простых людей оставят ни с чем.
• Экономика Беларуси была больна еще до войны и даже протестов.
«У канцы 90х-нулевых патэнцыял беларускай эканомікі быў высокі — гэта звязана і з субсідыямі з боку Расіі, і з адносна добрай дэмаграфічнай сітуацыяй, і амаль што з нулявым дзяржаўным доўгам на той момант. То бок 30 гадоў таму былі пэўныя ўмовы, каб беларуская эканоміка хутка расла. Аднак с 2012-га беларуская эканоміка знаходзіцца ў стагнацыі (сярэдні гадавы рост складае менш за адзін працэнт).
Яшчэ да 2020-га беларуская эканоміка мела самы горшы прагноз эканамічнага росту ад МВФ на бліжэйшыя пяць гадоў (на 2019-2024 гады). Гэты тэмп ацэньваўся экспертамі на 0%. То бок праблемы эканомікі Беларусі не звязаны с санкцыямі, пратэстамі ці з вайной — яны пачаліся значна раней. Чаму рэформы немагчымы пры дзеючай уладзе — нельга навучыць старога сабаку новым трукам. Апошняя буйная прыватызацыйная здзелка была завершана ў 2011-м, калі беларускія ўлады прадалі астатнія 50% акцый «Белтрансгазу» расейскаму «Газпрому». Што мы маем у выніку: адмова ад прыватызацыі і тое, як Лукашенка захапляецца, што не дапусціў прыватызацыі, вядзе да таго, што праблемы проста адкладваюцца на будучыню, але не вырашаюцца».
• 50% беларуской экономики — это уже частный бизнес, поэтому как в 90-х не будет.
«Дзяржаўныя прадпрыемства ствараюць толькі палову беларускай эканомікі. Калі казаць канкрэтна: дзяржпрадпрыемства складаюць 30%, яшчэ 20% — гэта дзяржаўныя паслугі (адукацыя, медыцына, дзяржаўная адміністрацыя). То бок рэфармаваць трэба не ўсю эканоміку, а толькі 30% з яе. Гэта тое, чаму не варта баяцца, што правёўшы прыватызацыю будзе складаней, чым у 90-я — за 30 год беларускі прыватны сектар вырас даволі істотна. Зараз палова эканомікі вырабляецца беларускімі і замежнымі прадпрыемствамі — здаровымі і працаздольнымі. У Беларусі ёсць унутраны патэнцыял, які гатовы прыватызаваць прынамсі частку з гэтых дзяржаўных заводаў. Апроч гэтага ў нас ужо ёсць багаты досьвед 30 краін, якія праводзілі і паспяховыя, і правальныя прыватызацы».
Со страхами разобрались, идем дальше — какие плюсы есть у приватизации для всей страны в целом и для людей в частности.
• Частные предприятия более эффективны.
«Прыватызацыя павышае эфектыўнасць прадпрыемстваў. Некалькі гадоў таму сусветны банк ацаніў дзейнасць дзяржаўных і прыватных прадпрыемстваў у аднолькавых галінах эканомікі. І высветліл, што ў прыватных выбаўляецца больш на 40% тавараў і паслуг у пераліку на аднаго працоўнага, чым на дзяржаўных».
• Чем больше частных компаний и заводов, тем больше конкуренция и меньше — коррупция.
«Праблема беларускай эканомікі яшчэ і ў тым, што ва многіх галінах эканомікі прысутнічае манапалізацыя — дзяржава валодае прадпрыемствамі, якія вырабляюць вялікую долю вытворчасці. Так адбываецца, напрыклад, з металапрадукцыяй — БМЗ фактычна манапаліст на рынку; у банкаўскім сектары ёсць чатыры дзяржбанка, якія валодаюць прыкладна 70% актывамі ва ўсім сектары, і гэтак далей. У такой сітуацыі міністэрства проста не зацікаўленыя, каб замежны інвестар (ці ўнутраны капітал) заснаваў новыя прадпрыемства ў краіне. Зараз Беларусь мае самы нізкі паказчык прыцягнення прамых замежных інвестыцый — прыватны інвестар не хоча прыходзіць у Беларусь, ён баіцца.
Што да карупцыі, тут усё проста: чым менш кантралюецца ўладамі, тым менш залежыць ад гэтай улады. І не толькі ў эканомікі, але таксама і ў сферы палітыкі, ЗМІ і гэтак далей».
Алесь уверен, что приватизация «павінна быць неад'емнай часткай комплекснай праграмы эканамічных рэформ у новай Беларусі». И хотя никто из ныне живущих не представляет, когда в нашей стране сменится власть, эксперт уверен, что вопросом передала из государственного в частное нужно заниматься уже сейчас: «Прыход новай улады, вяртанне часткі дыяспары, бізнесу, які зараз з'язджае, назад у Беларусь можа вызваць эканамічны імпульс, але толькі на кароткі перыяд — год, два, тры. Каб павысіць тэмп росту эканомікі на больш доўгі тэрмін, патрэбна структурна змяняць беларускую эканоміку. Каб узровень жыцця людзей станавіўся вышэй, каб яны маглі больш зарабляць і лепей жыць».
Что не так с беларускими заводами — и что нужно сделать, чтобы приватизация не провалилась
Про процесс приватизации заговорил Павел Данейко, административный директор BEROC. Павел, как и Алесь, говорит, что приватизация сейчас и в 90-х — совсем разные процессы. «В 90-е приватизация была волшебной палочкой, при помощи которой нужно было создавать частный сектор. Но часто эту палочку использовали неудачно. Одна из острейших проблем приватизации 90-х — увольнения и безработица — не актуальна для беларуской приватизационной концепции. Все почему-то забывают о таком процессе как реструктуризация. Если реструктуризация проходит правильно, издержки предприятия снижаются, а объемы продаж вырастают. И тогда речь не о том, чтобы уволить людей, а чтобы их нанять. На «Милавице», которой я занимался, когда ее приватизировали, работало 1800-1200 человек, а потом, на пике — уже было 4000 или 5000 тысяч людей».
Павел настаивает, что перед тем, как проводить приватизацию, в государственных компаниях нужно «навести порядок».
• Первая проблема беларуских заводов — мотивация.
«Наши анализы показывают, какие проблемы есть у госпредприятий. В первую очередь, — это мотивация менеджмента. Чаще всего у руководителей госкомпаний, а там есть очень талантливые люди, такие «решетки», что лучше вообще ничего не делать. В таких условиях, если директор нашел хорошее решение, он «ну, молодец», но за любым его неудачным шагом сразу же идет наказание. Отсюда отсутствие долгосрочных стратегий, из-за которого мы получаем полный треш с техническим обеспечением предприятий. В нормальном мире ты используешь ресурсы для какой-то конечной цели, а не потому что они красивые, а у нас используют, например, станки, потому что они как раз «красивые». К тому же, у предприятий нет нормального доступа к финансированию.
Смена системы мотивации для топ и мидл-менеджмента, создание источников финансирования реструктуризации — все это нужно сделать на первом этапе реформы однозначно. Конкретная концепция приватизации будет зависеть от конфигурации внешней среды, в которой мы окажемся — как и в любой компании, когда ты планируешь реальные действия. А вот реструктуризация как раз понятна и должна быть сделана в любом случае, в любой концепции приватизации».
• «Не все окажутся в «морге».
Все госпредприятия, по мнению Павла, делятся на четыре типа — «хирургия», «терапия», «лечебная физкультура» и «морг». Исходя из того, в какой категории находится то или иное предприятие, нужно решать, насколько сильная ему нужна реструктуризация, либо уже ничего не поможет.
«Приятная новость в том, что «морг» не будет переполнен. Хочу обратить ваше внимание: иногда кажется, что частный сектор не умирает — но он тоже умирает. И это еще одно отличие от 90-х, когда сложный вход на рынок и кардинальная смена экономической модели вели к тому, что схлопывались рынки для некоторых предприятий — такого сейчас не будет.
Меры по реструктуризации принимаются в «хирургическом отделении». В Беларуси есть достаточно крупные госкомпании, где достаточно просто хорошего видения будущего и нормальной терапии.
Наши производственники всегда умели делать многое, но никогда у них в голове не было понятия, сколько их продукция стоит. И это еще одна из больших проблем наших производственных компаний — нет культуры оптимизации затрат и производственных процессов. Поэтому реструктуризация должна опираться, в том числе, на обучение персонала. Проще всего взять немецкие программы и подходы (ведь немцы отлично разбираются в этом вопросе) и переложить на нашу реальность. Это решение касается предприятий из «терапии» и «лечебной физкультуры».
И еще одна важная вещь для дальнейшего процесса полной приватизации — формирование фондового рынка. Этот процесс тоже уже не тот, что в 90-х. 30 лет назад фондовый рынок обслуживал приватизацию, но сейчас целый ряд беларуских крупных компаний уже хотел бы выйти на этот рынок. Вовлечение стратегического партнера через фондовый рынок — тоже хорошая история, которая влечет за собой изменение управления предприятиями, распределение рисков и добавочное финансирование реструктуризованных процессов».
Часть вторая, где теория сталкивается с реальностью
Доклады Павла и Алеся внимательно слушали еще четверо экспертов. Поэтому далее — пул вопросов, где теоретическая приватизация сталкивается с реальными миром и живыми людьми (ремарка: было много и хороших отзывов, но мы решили показать вам в основном спорные моменты). И ответы Алехновича и Данейко.
Татьяна Чулицкая, политолог, академическая директорка SYMPA, не совсем поняла, кому адресуются рекомендации Павла и Алеся: «Алесь, вероятно, говорит с уже будущим правительством, а вот какому правительству рекомендуется по части Павла — тому, что есть сейчас, или тому, что появился, непонятно». Также Татьяна удивилась, что в обоих докладах не учтен временной и социальный контекст — политический кризис и война. Кроме того политолог решила уточнить вывод Алеся о коррупции: «В работе делается однозначный вывод, что чем меньше государственных предприятий — меньше коррупции, но это не совсем так. Есть ситуации нового публичного менеджмента, когда государство отдает на откуп частным компаниям часть услуг и это не приводит к снижению коррупции. Ведь для того, чтобы сработала борьба с коррупцией, нужно, чтобы существовало правовое государство, доверие к государству и правительству. Для примера — запись на визы были отданы визовым центрам, то есть конкретную госуслугу перевели на частную основу. И мы видим: когда право не очень хорошо работает, услуги могут не представляться хорошо».
Ответ Данейко: «У нас есть госсектор, который просто пронизан коррупцией — сельское хозяйство. Расскажу забавную историю: мои знакомые, представляя частную компанию, получили в управление колхоз. Как-то директор мне говорит: «Я сократил значимые затраты на закупку», — «Процентов на 30?» — «Нет, в три раза». То есть то же самое, только в три раза дешевле — вы понимаете, какой объем коррупции там процветает?».
Где гарантия, что люди после приватизации не окажутся «на улице»?
В конце Татьяна добавила ремарку: «Очень много говорится про государство и частный сектор, то есть про два сектора. И очень мало апеллируется к третьему сектору — гражданскому обществу, даже обществу в более широком смысле слова».
С этого тезиса начал свои вопросы Юрий Рововой, специалист по внешним связям «Рабочага Руха»: «Людзей, канешне, трэба трактаваць як суб’ект, а не нейкі аб’ект. Усе мае пытанні – аб тым, наколькі будзе шырокая сацыяльная падтрымка людзей, якія трапяць у «морг». Прыемна чуць, што па прагнозах экспертаў не так шмат прадпрыемстваў цалкам закрыюцца, але хацелася больш раскрыць пытанне, як будуць падтрымлівацца людзі, якія страцяць працу — а іх будзе шмат. Добра, частку з іх мы навучым новай працы, толькі не зразумела, як будзе выглядаць рынак».
Ответ Данейко: «Безработица и беларусы — это невозможно. Мы всегда в состоянии находить решения. Да, такого явления, как закрытие крупных предприятий, еще не было, но, возможно, оно возникнет. И тут должны быть приняты конкретные решения государства по формированию реструктуризованной подушки».
Ответ Алехновича: «Праўда заключаецца ў тым, што без прыватызацыі ў Беларусі за апошнія дзесяць гадоў занятасць на дзяржпрадпрыемствах скарацілася на 28% — альбо на 480 тысяч людзей. Гэта адбылося з 2012-га па 2019-й, яшчэ да пратэстаў, да санкцый, да вайны. Колькасць дзяржпрадпрыемстваў, або тых, дзе дзяржава мае сваю долю акцый, за апошнія пяць гадоў скарацілася на 500 прадпрыемстваў — з 3670 да 3170. То бок прыватызацыя не адбываецца, а прадпрыемства ўсё роўна банкруцяцца. На МАЗе, на «Белшыне», «Белкаліі» занятасць скарачаецца. Беларусы бачаць што самыя рэспектабельныя месца працы ствараюцца ў прыватным секатары — і гаворка не толькі пра ІТ. Таму маладыя людзі ў Беларусі хочуць працаваць у прыватным сектары, а не ісці на завод. Стаць алігархам у дзяжрсектары ў Беларусі немагчыма, а вось у прыватным ты можаш і добра зарабіць, і рэалізаваць свой патэнцыял».
Геннадий Коршунов, старший исследователь «Центра новых идей», социолог объяснил, почему люди так боятся приватизации: «Пытанне рэформаў будзе вельмі вострым — таму што, па першае, сам канцэпт рэфармавання ў Беларусі дэвальваваны. Лукашенка робіць рэформы цягам усіх гадоў ва ўладе, але бачных, зразумелых вынікаў грамадства фактычна не бачыць. Другі момант — фактычна грамадства выключана з працэсу рэформаў, у яго няма досвета, як гэта рабіць. І трэці момант — адсутнасць даверу да тых, хто над імі. І у мяне ёсць адчуванне, якое фарміруецца на лічбах, што з цягам часу гэты недавер будзе расці. Недавер да экспертаў, да незалежных ЗМІ, будуць губляць давер і структуры грамадзянскай супольнасці. Пытанне часу, калі фортка магчымасцей адчыніцца і дзе мы будзем тады».
Нужны ли частные беларуские заводы иностранным инвесторам?
Об этом рассказал Даниэль Крутцинна, инвестиционный консультант по Восточной Европе, в прошлом — член Наблюдательного совета Банка развития Беларуси:
«Плохие новости: даже решив политическую ситуацию, привлечь большой интерес иностранных, западных инвесторов в Беларусь не так просто. Внутренний рынок Беларуси не такой большой, а беларуские предприятия, даже частные, ориентированы на рынки постсоветских стран, которые сейчас не растут. Они были интересны в 90-х, когда только открылись, и еще в 2000-х, во время высоких цен на нефть — но и сейчас, и, вероятно, в будущем такого тренда не предвидится. Глобально всех нас ожидает падающая демография, замена традиционных энергоносителей на возобновляемые источники энергии, климатическая трансформация и многое другое. Так как регион в целом не готов к этим вызовам, он, в том числе, не сильно интересен инвесторам. Второй момент — это токсичность России. В Беларуси очень многое завязано на российский рынок, где мы тоже не ожидаем взрывного роста.
Третий момент. Возьмем за пример сельскохозяйственный сектор — предприятие конкурентно, когда для него поставляется льготное удобрение, топливо, даются льготы на покупку семян и так далее. Поставить на более рыночные рельсы такой сектор — это не приватизация одного предприятия, а системное решение по отрасли в целом, что требует куда больше времени.
Из того, что я видел в Беларуси с 2007 по 2020-й, частный сектор страны расширился, у него уже есть ресурсы. Если развязать частникам руки, они тоже смогут сыграть большую роль в приватизации среднего и малого бизнеса. Сейчас в Беларуси все управляется центрально — от республиканских до районных организаций. Если людям, особенно на уровне регионов, дать полномочия, которые позволят им самим управлять своей судьбой и бюджетами, приватизация именно региональных, средних и больших предприятий будет иметь куда больший успех. Главным образом нужно ставить процессы на внутренне ресурсы, которые есть в стране, нежели ждать, что Запад выручит и начнется большая приватизация».
Комментарий Алехновича: «Для разумення, калі Лукашенка прыйшоў да ўлады, у краіне было каля 2500 прыватных фермераў. Зараз, праз 30 год, іх 2700-2800. Сітуацыя не змянілася, бо дзяржава мэтанакіравана падтрымлівае сельскагаспадарчыя дзяржпрадпрыемствы. І льготы для фермераў ёсць, але не для прыватных, таму што дзяржава перш за ўсё будзе бараніць свае інтарэсы. Для прыкладу, у Польшчы 1400 000 прыватных фермераў.
Ці хопіць у Беларусі людзей, каб адбудаваць прыватную эканоміку? Так.
У нас ёсць і людзі, і прыватны бізнес, які мае капітал, таксама ў многіх беларусаў ёсць зберажэнні, якія ляжаць пад падушкай альбо ў банку на дэпазіце. Дзмітрый Крук з Beroc падлічваў, што такіх грошаў каля 14 мільярдаў даляраў.
Калі б у Беларусі быў працуючы фондавы рынак, людзі маглі б захоўваць гэтыя грошы не ў шафе, а набываць, напрыклад акцыі. Грошы пачалі бы працаваць, а не проста ляжаць».
Вместо вывода
Беларусь, конечно, не спасет только приватизация — чтобы люди стали лучше жить и не думать, как прожить от зарплаты до зарплаты, стране нужны глобальные системные изменения. И как раз среди них, как считают экономисты, приватизация — одна из самых необходимых.
Алесь Алехнович: «Каб камуністы больш не вярнуліся да ўлады, каб у нас была дэмакратыя… Ну, няма ў свеце краін, дзе ёсць дэмакратыя і дзяржаўны капітал, які грае вядучую ролю. Так, зараз мабыць не ўсім зразумела, за што мы тут змагаемся: «Прыдуць нейкія рэфарматары, дэмакраты, капіталісты і раздярбаняць усе!». Але Лукашенка ўжо 28 гадоў пры ўладе. Шмат прыкладаў краін, якія за такі срок з бедных ператварыліся ў сярэдне заможныя — мы жа сталі адной з самых бедных краін Еўропы.
І апошняе: наш калега рабіў падлікі, колькі каштуюць асноўныя флагманы беларускай эканомікі — гэта 20 прамысловых гігантаў тыпу «Беларуськалія», МТЗ, БМЗ і гэтак далей, якія называюць стратэгічнымі для краіны. Паводле фінансавых вынікаў за 2019-й яны каштавалі дзесці 9-10 мільярдаў даляраў. А адно прыватнае прадпрыемства, створанае з нуля — EPAM, большасць супрацоўнікаў якога заўсёды была у Беларусі — на Нью-Йоркскім фондавым рынку пад канец 2021-га каштавала 40 мільярдаў даляраў. У чатыры разы больш, чым усе «фамільнае срэбра» Беларусі».
Павел Данейко: «Нужно донести обществу, что развитие предпринимательства, (а приватизация — часть этого процесса) — необходимо. По сути, мы объясняем очень простую вещь, что реформы ведут к росту ВВП и, соответственно, зарплат. Это конечный результат, то, чего мы хотим. Возможно, вопросы о приватизации нужно присоединять к разговорам о пенсионной реформе — так как это одна из надвигающихся проблем для всего общества. Нам нужно находить источник дофинасирования, иначе в стране появится огромное количество нищих людей.
Количество пенсионеров будет расти: люди уходят на пенсию в 60, раньше умирали в 65, сейчас — будут умирать в 85-90, и как мы будем жить? Повестка дня меняется, и нужно, чтобы большинство беларусов это услышали и поняли».