Пока иностранцы выводят капитал из России, в Беларуси наносят очередной «превентивный удар» — вводят запрет для иностранных акционеров продавать свои доли в беларуских компаниях без разрешения властей. KYKY разобрался, что это значит — в том числе, для всего беларуского бизнеса.
Если вы хотите, чтобы KYKY и дальше помогал разбираться в сумасшедших ноу-хау от беларуского правительства — поддержите редакцию подпиской на наш Patreon и получите мерч «КУЙ ВАЙНЕ» или сделайте быстрый донат без обязательств прямо здесь.
Краткая предыстория: 5 июля на национальном интернет-портале опубликовали постановление правительства, которое запрещает инвесторам самостоятельно распоряжаться своими активами в беларуских компаниях. Под решение попал бизнес, который принадлежит гражданам «из иностранных государств, осуществляющих недружественные действия в отношении беларуских юридических и (или) физических лиц». Всего в постановлении числится 190 компаний, среди которых и Epam с Wargaming, и, например, «Асфальтобетонный завод», «Ильичевская шерстомойка», «ЭридГроу Продакшн» и другие.
Чтобы понять, что вообще все это значит, KYKY поговорил с сооснователем TUT.by Кириллом Волошиным. Далее — максимально кратко рассказываем, что нужно понимать про очередной (спойлер, одиозный) Указ беларуской власти в отношении бизнеса.
Можете по-человечески объяснить, что случилось?
Мы попросили Кирилла рассказать, как бы он объяснил суть решения правительства 9-летнему ребенку. Вот его ответ.
Кирилл Волошин: «Представьте, родители купили вам робота для изучения программирования на уроках информатики, но разрешили школе использовать его и на благо других детей. Робот «живет» в школе, но ваши родители систематически чинят его, меняют батарейки, апгрейдят и так далее. А когда наступают летние каникулы, вы решаете забрать робота из школы домой, а то и вовсе подарить его украинским мигрантам. Но директор внезапно сообщает, что отдать игрушку без разрешения педсовета он не позволит».
Может, это попытка национализации частных компаний?
Когда мы в редакции обсуждали новость, один из наших журналистов предположил, что власть, принимая такой указ, на самом деле просто хотела национализировать все компании из списка. Однако Волошин подобных мотивов в этом решении не заметил — по его мнению, все упирается исключительно в деньги и другие активы, которые есть у компаний.
Волошин: «Это не очень похоже на национализацию, потому что акции по-прежнему принадлежат их собственникам. Скорее, эдакий внесудебный арест, требующий внезапного согласия государства на продажу или дарение доли.
Может, на фоне шумного ухода из России иностранных компаний это такой способ беларуской власти сыграть на опережение. Предотвратить уход и, гипотетически, исчезновение налоговых поступлений от этих компаний. Правда, в списке есть и ИТ-компании, у которых центры прибыли вне РБ, а основной капитал — человеческий. И вывес(з)ти этот капитал отчасти очень легко (мы уже наблюдаем активный отток айтишников), а отчасти — невозможно. Если сотрудник примет решение оставаться, то барьеры излишни, он останется капиталом не в этой, так в другой компании».
Тут надо сказать, что в Указе есть нюанс, который стал сюрпризом, в том числе, и для Волошина — это наличие в списке «репрессированных» таких компаний как, например, «Белита».
Волошин: «Любопытно, что для многих стало открытием, что у той же «Мозырьсоли», всяких мясокомбинатов и вагоностроительных заводов есть акционеры в Литве, Латвии, Польше. Думаю, к приватизации многих из них причастны люди, вхожие во власть, — так что с их бизнесами вряд ли что-то случится». На вопрос, а как тогда такие компании появились в этом списке, Кирилл ответил так: «Раньше «намекали» чужим, чтобы свои боялись, а сейчас уже «осаживают» своих, чтобы не рыпались».
Что будет с компаниями, которые попали в список?
Первое, о чем говорит Волошин, — эти компании могут просто выпотрошить: «Если в стране начнут еще сильнее закручивать гайки, какие-то активы будет существенно проще «распилить» между самыми лояльными. Ведь если государство не дает тебе разрешение продать свой актив тому, кому хочешь, то цена актива устанавливается кем-то другим, и уже не по рыночной оценке.
Те, кто сможет влиять на принятие решений «разрешать продавать или нет», будут диктовать цены продавцам, шантажировать несговорчивых включением в список «неблагонадежных» и тому подобное».
Но есть и другой вариант, при котором с компаниями из списка вообще ничего не происходит, либо их очень быстро продают: «Полагаю, если зарубежные акционеры еще могут каким-то образом выводить свои активы за пределы Беларуси (что сейчас нетривиальная задача) и прямых угроз активам нет, то смысл продавать свои доли за условный бесценок тоже отсутствует. Ну, а если прибылей не предвидится или деньгами воспользоваться невозможно, то можно от таких активов и избавляться. Также собственники из стран, где активно противостоят диктатуре и военной агрессии (в той же Литве и Польше), которые и так находились под давлением общественности, могут захотеть ускориться с продажей своих беларуских активов».
По сути, в Беларуси появилось 190 компаний, которые теперь работают на «рынке», где нет конкуренции среди покупателей и инвесторов: «При попытке продажи долей компаний, государство вмешивается в сделку. Соответственно, цену на этот актив сможет диктовать человек, вхожий во власть».
По сути, если покупателями долей в компаниях будут выступать люди, со связями во власти, у них появится рычаг давления: «Не продашь мне долю за 5 рублей, я внесу тебя в список — к тем 190 компаниям». Появляется поле возможностей для коррупции и шантажа — такая, довольно криминальная история.
Если вернуться к аналогии с ребенком и его роботом, ситуация выглядит так: «Школа не отдает игрушку. Родитель говорит: «Окей, к черту этого робота, я решил продать его трудовику за 50 рублей». На что директор отвечает: «Не позволю, поскольку трудовик — алкоголик. Робота пропьет, школа остается без игрушки. Вы, конечно, можете продать робота, но только учителю информатики. И не за 50 рублей, а за 10 — он у нас в хоре поёт и о зверствах НАТО книгу пишет».
И тут встает вопрос: а зачем школе робот, о котором уже не будут заботиться родители ученика? Кирилл отвечает на него с иронией: «Задавая такой вопрос, вы мыслите стратегически, но наше государство обычно исходит из сиюминутной логики — запретить вывод капитала, а то и раздербанить, да заработать на этом разово. Хотя ежу понятно, что попав в «неумные руки» активы начнут приносить меньше прибыли, снизится качество управления предприятиями, ухудшатся финансовые показатели».
И что теперь ждет беларуский бизнес?
Гарантий, что список из 190 компаний в ближайшем будущем не расширится до 290 или 590 компаний — нет. Например, тот же Stadler в перечень не попал, как и другие заметные бизнесы c иностранными акционерами. Кирилл говорит: «В документе не прописано, что когда Австрия начнет выпендриваться с санкциями, беларуские компании оттуда не попадут в список. Наличие подобного риска может привести к тому, что усилия руководств компаний по увеличению стоимости их активов просто потеряют смысл. Если у тебя нет гарантий, что ты сможешь обеспечить ликвидность, то зачем инвестировать в развитие?»
Кирилл говорит, что беларуский бизнес уже сложно удивить — и эта новость, впрочем, тоже едва ли кого-то сильно шокировала: «В существующих в Беларуси условиях уже сложно каким-либо постановлением сильно ухудшить ситуацию — она и так плачевна. На большем падении спроса данное решение правительства не скажется, но на инвестклимате, конечно, отразится негативно.
Лично я бы удивился, если бы эти 190 компаний действительно национализировали — подобное решение стало бы для меня шоком, а так… Просто очередной выстрел себе и попутчикам в ногу. Перефразируя [экс-главреда Эха Москвы] Венедиктова, тяжело жить в абзаце учебника истории».