Разные пропагандистские источники (а недавно и Владимир Путин на пресс-конференции) распространяют мнение, что «беларуский и русский народы — практически одно и то же». Спасибо, но нет. У нас нет синдрома собирателя земель беларуских, и фантомных имперских болей мы не испытываем. Длиной ядерных ракет не меряемся, хотя если могли бы, чувствовали бы себя спокойнее. В радиоактивный пепел никого превращать не собираемся, преступные режимы в разных частях света не поддерживаем, повторять 1941-45 не хотим. Словом, мы довольно сильно отличаемся.

Но главная разница между Беларусью и Россией хорошо прослеживается на уровне стартапов и венчурной экономики: мы ориентируемся на весь мир, а они чаще ограничиваются внутренним рынком — осознанно или от безысходности. И если у основателей и инвесторов нет амбиций, желания или возможностей двигаться дальше, там и остаются.

Во-первых, «интеграция» опасна для нашей бизнес-гордости – IT

Вектор на глобальный рынок помогает нашим IT-компаниям и стартапам быть конкурентоспособными и продавать свои решения, например, Facebook (MSQRD) и Google (AI Matter). К сожалению, это пока не всегда справедливо для крупного классического бизнеса, основным рынком сбыта для которого всё ещё остаётся Россия.

Интеграция может затронуть интересы и крупного IT-бизнеса. В беларуском ПВТ числится 752 резидента, в штате которых работает 58 тысяч человек. Экспорт ПВТ за 2018 год вырос на 38%, до 1,4 млрд долларов. Во многом — благодаря льготному режиму налогообложения и преференциям, которые выгодны всем сторонам. В ПВТ действует уникальный налоговый режим, который на основе Декрета №8 привлекает компании из разных сфер — от биотехнологий и medtech, до AI и agrotech. С интеграцией есть риск его отмены и оттока из Беларуси компаний, капитала и «мозгов».

Телеграм-канал «Кастрычніцкі эканамічны форум» рассматривает риски «углубленной интеграции», и одним из них называет «раскулачиваение ПВТ». По мнению авторов, экономические потери от такого сценария выйдут далеко за рамки оттока капитала и сворачивания бизнеса в стране: «Негативные эффекты распространятся и на «топовые» сегменты жилищного строительства, розничной торговли и услуг, потребителями которых являются работники IT-сектора. Эти секторы столкнутся с падением доходов и сокращением числа рабочих мест. Бюджет потеряет налоги, а рубль ослабеет из-за падения продаж валюты на внутреннем валютном рынке».

По оценкам исследовательского центра ИПМ, в 2018 году суммарные налоговые платежи резидентов ПВТ и их сотрудников составили 567,4 млн рублей (почти 18% от их выручки). ПВТ окупает себя, приносит деньги в бюджет и откладывает их в свой собственный фонд (из которого, как вариант, будет финансироваться амбициозный проект кредитов на «войти в айти»). Вся IT-отрасль формирует 5,5% ВВП Беларуси, и есть хороший задел для роста.

Аналогов ПВТ в России нет, а «Сколково» регулярно дотируется из госбюджета. Только за 2013-15 годы субсидии из госбюджета составили 77% доходов «Сколково» — 65,5 млрд рублей. Еще около 7% дохода обеспечило размещение средств в банках. А вот операционная деятельность, ради которой всё и затевалось, принесла «Сколково» всего 4,5% от суммы доходов. Что же это за «инноград», который дотируется почти на 80%, и не может даже окупить сам себя?

Российский экономист Михаил Хазин объясняет эту «сколотую» аномалию так: «В «силиконовой долине» за рубежом конкретные люди зарабатывают конкретные деньги, занимаясь инновациями.

А у нас в «Сколково» конкретные люди зарабатывают конкретные деньги, осваивая бюджет. Согласитесь, что это разные схемы».

Что может случиться при самом негативном сценарии со сменой юрисдикции и условий работы? IT-компании и стартапы уедут из Беларуси в более дружественные страны. Рабочие файлы — на GitHub и в «облаках». Ноутбук в рюкзаке, навыки в голове — это вам не «обосранных коров» и разворованные деревообрабатывающие заводы перевозить!

Согласно исследованию стартап-экосистемы Беларуси за 2018 год (проект AID-Venture), 47,4% респондентов готовы перенести свой бизнес в другую страну в случае отмены существующих налоговых льгот. Самая привлекательная локация для переезда стартапа — США (47%), на втором месте — Эстония (24,5%). Дальше идут Кипр (22,8%), Израиль (18,5), Польша и Сингапур (по 15%), Литва (14,5%). В аутсайдерах — Латвия и Россия (по 5%).

При этом если бы возможности для переезда были, но причин в виде отмены льгот не было – 31,5% стартапов никуда бы и не поехали, остались в Беларуси. За год этот показатель вырос почти на 20%! Давайте ценить это доверие, пока есть возможность: его сложно получить, но очень легко потерять.

Почему экономические аргументы «за» не выдерживают критики

У сторонников «интеграции» и пропагандистских рупоров есть доводы в пользу объединения. Давайте разберём их на простом, но объективном уровне.

1. «Народ Беларуси проголосовал на референдуме за объединение! Значит нужно объединяться — это выгодно»

Погодите, вы о референдуме 1995 года? Который еще называют «госпереворотом», наряду с референдумом 1996 года? По итогам которого сменили национальную символику Беларуси, а президента наделили полномочиями досрочно распускать парламент, а не наоборот? Во время которого служба безопасности президента насильно вывела из зала парламента протестующих депутатов?

Позвольте усомниться в законности и честности этого референдума и предложить провести новый, ведь с тех пор в независимой Беларуси выросло целое поколение. Преимущественно без «совкового» мышления и рабского заискивания перед «старшим братом», с открытым сознанием и верой в свои силы.

Кстати, на том референдуме 24 года назад вопрос о «союзном государстве» звучал так: «Поддерживаете ли Вы действия Президента Республики Беларусь, направленные на экономическую интеграцию с Российской Федерацией?». Заметьте, экономическую! А договоры, которые президент Беларуси подписал с президентом России в конце 90-х предусматривают «...проведение согласованной внешней и оборонной политики, создание наднациональных органов, единого экономического пространства, единой налоговой, ценовой и денежно-кредитной политики, объединение транспортной и энергетической систем, единой торговой и таможенно-тарифной политики, единого законодательства об инвестициях, единых банков данных и функционирование региональной группировки войск, единой пограничной политики».

Пардон, но это больше похоже на пакт о капитуляции, а не «экономическую интеграцию». Равно как и те «дорожные карты», которые разыгрываются сейчас.

2. «Интеграция откроет нам внутренний рынок России — заживём!»

Он и так открыт для экспортёров продукции, поставщиков услуг и ремесленников. Чтобы продавать свои товары в Россию, не обязательно с ней объединяться. А если ваш продукт — дерьмо, то даже множественная интеграция дело не спасёт.  У качественных товаров проблем с выходом на восточный рынок нет. Наши огурцы и клубнику в сезон фурами увозят в Москву из Брестской и Гродненской областей — и без всякой интеграции. Магазины с беларускими товарами в российских столицах собираются в небольшие кварталы: «молочка», колбасы, обувь. Я еще не слышал ни одного плохого отзыва от россиян о нашей продукции.

Опасно другое направление: от них – к нам. На той же пресс-конференции, отвечая на вопрос сотрудника «Гомсельмаша», Путин посетовал, что Беларусь продаёт свою сельхозтехнику в Россию, а «Россельмаш» не может продать у нас ни одной машины. Но любая торговля — это вопрос экономической целесообразности и соотношения «цена/качество». На примере того же молока и сосисок: вы не думали, почему у нас нет магазинов с вывесками «российские продукты»? Так ведь нет такого бренда.

На рынке, дверь которого открыли и сняли с петель, могут появиться предпосылки для частичной замены наших собственных товаров российскими. А принципы ведения дел, хватка и отношение к конкуренции у нас отличаются.

3. «Будет стабильная валюта, а не многократно девальвированный «зайчик»

Если сторонники этого аргумента считают курс нефти на международных биржах гарантом стабильности национальной валюты, то говорить особо не о чем. Курс беларуского рубля исторически зависит от колебаний российской валюты и зеркально отзывается на них.

4. «Нам станут доступны российские госзаказы»

Расслабьтесь, там хватает своих желающих распиливать и осваивать бюджеты. Если вы думаете, что придёте на российский рынок и затмите всех своим беларуским качеством, то вы, видимо, не слышали про тамошнюю коррупцию и кумовство. Недавно стало известно, как беларуский подрядчик на миллиардном заказе Московского метрополитена потерял деньги и построил станции метро за свой счёт.

5. «Да мы без России никуда!»

Большая часть нашего экспорта действительно идёт в Россию. Но не потому, что больше «некуда», а потому что до сих пор не было экономического и политического стимула развивать сильные экспортные отношения с другими странами и диверсифицировать рынки сбыта. Это поправимо. Удивительно, но чем меньше в предприятиях государственной доли, тем они конкурентоспособнее: наша сметана и селёдка продаются даже в Новой Зеландии! А вот свитера с госфабрик потеряли форму еще до первой стирки, и особо никому не нужны даже в ЦУМе.

6. «А кто нам даст нефть и газ?»

Так недавно заявил один беларуский «философ» с «ватным» мышлением. Его оппонент справедливо заметил, что подобная риторика в корне ошибочна: никто никому ничего не даёт. Сейчас мы покупаем у России энергоресурсы — в будущем продолжим. Другие европейские страны тоже не получают углеводороды просто так, и это нормальные товарно-денежные отношения.

7. «А вот Россия растёт в рейтинге Doing Business как на дрожжах»

Да, позиция России в этом году в рейтинге выросла на три пункта, до 28-го места. Но только благодаря росту двух метрик: получения разрешения на строительство (с 48-го на 26-е) и легкости подключения к электросетям (с 12-го на 7-е место). По остальным параметрам позиция осталась на месте или снизилась (налогообложение, защита миноритариев). Господа составители рейтинга, вы и правда считаете, что простота проведения электричества важнее справедливого и эффективного налогообложения?.. С методикой Doing Business давно не согласны и экономисты, и чиновники. Возможно, в постсоветских реалиях рейтинг стоит переименовать в Doim Business.

8. «Один большой рынок всегда сильнее нескольких небольших»

Ну нет, это смотря насколько они «небольшие». Если это рынок условного Лихтенштейна, то да. Город-государство маленькое, своя экономика минимальна, многое приходится покупать. Но страна с объёмом рынка, как в Беларуси, может обеспечивать себя основными продуктами самостоятельно и успешно экспортировать часть из них.

Говоря об «одном большом рынке» важно не забывать, что российский рынок сейчас закрыт для импортных товаров из стран ЕС. Создав единый рынок с Россией, нам придётся принимать его правила игры и дружно давить бульдозерами проклятый сыр, фрукты и мясо. Чилийский лосось и турецкие яблоки стоят куда дороже тех же товаров из Норвегии или Польши.

Что самое пикантное: за войну с «санкционкой» платят сами россияне. «Коммерсант» посчитал, что общие потери потребителей ежегодно составляют 445 млрд рублей, или около 3 тысяч рублей на человека в год. А за пять лет действия санкций импортозамещение победило лишь ненавистные европейские помидоры, мясо птицы и свинину.

9. «Там ниже налоги»

Частично – да. Лимиты по «упрощёнке» в России выше: те предприниматели, которые у нас вынуждены переходить на менее выгодный режим налогообложения, в России могут по прежнему пользоваться тарифами «упрощёнки».

Но в этом вопросе важно смотреть дальше своего носа. Окей, мы заплатили меньше налогов, чем могли бы. Но что произойдёт с этими деньгами потом?

И вот тут начинается самое интересное.

Как в России собирают и распределяют налоги – и почему нам не нужно так же

В отличие от некоторых более безобидных «дорожных карт» интеграции, единые налоговые органы (наряду с единым эмиссионным центром и общим парламентом) ставят крест на экономической и политической автономности Беларуси. Создать единые налоговые органы с РФ — значит отказаться от возможности самостоятельно распоряжаться своими же деньгами.

Сейчас в России политика сбора налогов и распределения этих денег между регионами — в лучших традициях СССР: «от каждого — по способностям, каждому — по потребностям». Вот только «способности» назначаются сверху общими для всех регионов правилами, а «потребности» определяются «центром» по ему одному ведомой схеме. Все регионы скидывают в «общак» всё, что собрали, а держатель делит по своей справедливости: «жираф большой — ему видней».

Больше всего денег в общий котёл федеральных налогов традиционно собирается из Москвы, Санкт-Петербурга и углеводородных столиц — Ханты-Мансийского (ХМАО) и Ямало-Ненецкого автономных округов. Тех самых, где «чукча в чуме ждёт рассвета». А пока ждёт, кормит другие регионы России. По итогам 2016 года ХМАО перечислил федеральных налогов на 1,6 трлн российских рублей. А обратно, на развитие своего региона, получил лишь 189 млрд рублей. Для сравнения, Свердловская область скинулась в федеральный налоговый «общак» суммой почти в восемь раз меньше, чем ХМАО. А назад получила не в восемь раз меньше (23,6), а 147 млрд рублей.

Не построили социализм в СССР? Не вопрос, построим сейчас! Корова, огород, заводы и больницы общие, и мой заработок, увы, тоже общий. Общность не мешает расти аппетитам: за 2018 год ХМАО собрал федеральных налогов на рекордные 3 трлн рублей. В разы подтянулись показатели и у других «углеводородных» регионов: В Иркутской и Оренбургской областях, Красноярском крае. Но не потому, что вдруг построили супер-эффективную экономику — просто качать стали больше.

По итогам 2018 года из 83 субъектов Российской Федерации (признанных международным правом) 60% налогов собирают всего пять! И один из них — всё тот же нефтеносный ХМАО формирует целый бюджет могущественной космической страны на 25%. Еще раз.

Всего один из 83 регионов формирует бюджет «великой ядерной державы» на 1/4. Не за счёт инноваций или конкуренции, а благодаря углеводородам, доставшихся России вместе с территориями. Вот что нужно знать об эффективности российской экономики.

А некоторые регионы живут за счёт федеральных дотаций, периодически получая обратно больше, чем отдали. Это Чукотка, Бурятия, Чечня, магаданская, липецкая и тульская области, Забайкалье, Тыва, Сахалин и др.

Российские регионы могут брать кредиты из федерального бюджета. Некоторые в этом настолько преуспевают, что не в силах расплатиться. В 2018 году впервые в РФ ввели внешнее финансовое управление — в Костромской области и Республике Хакасии: их долг по федеральным кредитам превысил 80% доходов в свои бюджеты. Выравнивают бюджеты должников новыми дотациями, за счёт денег налогоплательщиков из других регионов.

Конечно, условная Бурятия не виновата в том, что у неё нет нефти. Виноваты прямо и косвенно те чиновники, которые не могут настроить экономику хотя бы «в ноль» или небольшой минус. Это можно сделать и без помощи земных недр. Например, основное «полезное ископаемое» в Израиле — это песок. Им бы сидеть посреди пустыни, сокрушаться и брать кредиты у Иерусалима. Но нет, они построили мощную экономику, позволив умным и амбициозным людям делать бизнес. А государство при этом не «кошмарит» предпринимателей, а наоборот гарантирует неприкосновенность и защиту частной собственности и инвестиций. Еще более наглядный пример — Сингапур. Сравните, как он выглядел 50 лет и как выглядит сегодня:

Эффективная экономика — это когда годовой бюджет Нидерландов (17,3 млн человек) на 10% больше бюджета России (144 млн человек). Это когда только за первые шесть месяцев 2019 года израильские стартапы делают «экзиты» на 15 млрд долларов. А у российских счёт идёт на пару сотен миллионов. Свой рынок маленький, покупать особо некому. А иностранным покупателям неохота.

«Но мы же, если что (но не дай бог), станем единым союзным государством? А раз единым, то на равных правах?»

Это маловероятно. Экономика Беларуси в 29 раз меньше российской, хотя и явно больше, чем у многих из 83 регионов Федерации. Об одинаковых правах и условиях с такой пропорцией говорить не приходится, нас проглотят и постепенно переварят.

Можно привести общий упрощённый пример: миллион, заработанный молочным предприятием из Брестской области, пойдёт на модернизацию порта где-нибудь на Сахалине. А за налоги, уплаченные ПВТ, обновят фонари в условной Мордовии. Как вам?

Да, у нас тоже есть дотируемые предприятия — но не целые убыточные области. Все деньги, которые собираются в виде налогов и зарабатываются госпредприятиями, остаются у нас же (по крайней мере, большая их часть). Мы распоряжаемся ими сами, исходя из своих возможностей и потребностей. Впрочем, скудные запасы этих денег не мешают нам строить 32-й Ледовый дворец – но уже это совсем другая история.

Что об «интеграции» думает бизнес

На условиях анонимности мы взяли комментарии у двух бизнесвумен. Они оказались смелее бизнесменов, которые говорить в принципе не захотели.

Инна, реальный сектор:

«Сам факт, что мы сейчас рассуждаем об этом — это зерно болезни, которое «сеятели» посадили в наши головы, и пытаются доказать, что это хорошо. Но это аморально! Нас хотят убедить в том, что жить в колхозной коммуне лучше, чем в собственной семье со своим хозяйством. Попахивает 1917-м годом.

Вероятно, по некоторым финансовым параметрам моей компании было бы выгоднее работать в российском налоговом поле. Но я этого сознательно не хочу. Это всё равно, что выйти замуж за богатого, но без любви. Или быть сосватанной без собственного ведома. Если вдруг кого-то привлекают льготы и возможности, которые якобы «свалятся с неба», хочу напомнить: бесплатный сыр бывает только в мышеловке. Нам в любом случае придётся заплатить большую цену за этот так называемый союз.

Сначала нужно научиться готовиться на своей кухне, а уже потом пытаться открыть ресторан. Готовить у себя Россия пока не научилась. Впрочем, чтобы открыть этот «ресторан», ей и напрягаться не нужно: мы просим её купить наши товары дешевле, чем продаём у себя. Это в корне неправильно! Продукция должна быть конкурентоспособной, с высокой добавленной стоимостью. Её должны хотеть купить все — потому что она крутая. А не только сосед-ростовщик – потому что мы спихиваем ему по дешёвке, ведь склады забиты до потолка, а по долгам платить надо».

Ольга, финансовый сектор:

«Тэзісы пра доступ да вялікага рынку не пацвердзіліся: ужо зараз мы бачым, што айчынныя вытворцы здалі свае пазіцыі на ўнутраным беларускім рынку: паспрабуйце ў рэгіянальнай краме знайсці беларускія цукеркі ці бытавую хімію — усё расійскае, нават цукар і макароны, нават малако і марозіва.

Пакуль айчынныя вытворцы спрабуюць працаваць у мінус, абы ўшчаміцца на расійскі рынак, уласны рынак яны страцілі. Лічбы тавараабароту растуць, але для Беларусі гэта растучае адмоўнае сальда.

Другі негатыўны фактар — традыцыі і культура вядзення бізнэсу. Беларусы схільныя да закону і парадку. Гэта прываблівае да нас еўрапейцаў і краін першага свету. Расійскі бізнэс традыцыйна грунтуеццаа на «понятиях» і законах сілы (часта крымінальных); адказнасць, сумленне і законапслухмянасць там успрымаюцца як тэма для задорнаўскіх нізкапробных жартаў. Інтэгравацца ў такое асяроддзе — значыць дазволіць варварству знішчыць цывілізацыю.

І трэцяе — гэта нашы пазіцыі ў свеце. На сённяшні дзень свет імкнецца да разнастайнасці і стратэгіі дыферэнцыяцыі. У глабальным сэнсе краінам, кампаніям і людзям цікава нешта адметнае і ўнікальнае, копіі і другасныя філіялы нікога не вабяць. Таму знішчэнне культуры, мовы, традыцыяў у імя інтэграцыйных дамоваў — гэта харакіры ў эканамічным плане таксама.

І па-за эканомікай узгадаем законы прыроды: розныя віды могуць суіснаваць у сімбіёзе, але калі матылёк вырашыць паглыбіць інтэграцыю з мядзведзем, то не застанецца матылька, а мядзведзь не насыціцца».

***

Это была первая часть текста про риски «углубленной интеграции» для IT-сектора, классического бизнеса, стартапов и венчура. Во второй части мы рассмотрим основные негативные события, которые снижают доверие к российскому рынку у международных и местных инвесторов. И то, как реагирует на них стартап-экосистема. Спойлер: не очень радужно.