Если вы хотите, чтобы команда KYKY продолжала освещать важные темы – подпишитесь на наш Patreon за мерч и другие бенефиты. Или сделайте быстрый донат прямо на нашем сайте (окно для донатов – прямо под этим материалом).

«Район, где находится моя квартира, обстреливали два дня». История беларуски 

Яна Конашук работает в KYKY больше пяти лет. Когда наше издание в 2020-м было вынуждено покинуть Беларусь, она переехала в Киев. К 2022-му Яна оформила уже второй ВНЖ, сняла квартиру и работала, как и вся наша команда, удаленно (и сейчас работает). Далее — рассказ Яны о том, как проходит ее жизнь после 24 февраля. 

«За день до начала войны я виделась со своим приятелем. Он уже был на войне. Мы с ним много говорили, будет или нет — и если да, то когда, как и зачем. Он сказал, что сейчас плохо спит, потому что боится проспать. Я вначале не поняла, что именно проспать — оказалось, начало. В итоге начало проспала я. Проснулась от того, что мне звонили. Зашла в телеграм, а там куча сообщений. В голове сразу пронеслось миллион мыслей, что делать. Сейчас понимаю, что испугалась я не так сильно, как могла бы. Понимала только, что нужно что-то делать: собрать в одно место документы и какие-то вещи. Написала этому приятелю, что проснулась, а тут война. Он ответил «доброго ранку», а позже, что у него «все гуд». Я хочу написать ему, узнать, как он, но сейчас это лишнее — ему не до моих переживаний. 

Сначала время текло очень медленно. Мне сложно вспоминать первый день, меня буквально тошнит от этого. Я еду к друзьям, мы идём в магазин, я скупаю что-то: «бери семечки», «бери водку», «бери зажигалки». Потом идём искать каршеринг (до Львова он стоил 500 баксов, честно, я думала, что будет больше). Параллельно я на связи со своей коллегой Ирой из The Village Беларусь. Пишу ей, что она может приехать ко мне, что мы вместе можем уехать, и так далее. Она думает. Я уже понимаю, что Ира никуда не хочет, и мне нужно решить: я еду с ребятами или остаюсь. В итоге в машине слышу по радио, что работает метро, и, как в кино, прошу остановить и еду к Ире на другой берег Киева. Решили, что всё-таки я к ней, а не наоборот. Это было решение Иры — и я не знаю, чем она руководствовалась — но потом мой район обстреливали минимум две ночи. Даже не представляю, что там сейчас.

Когда вышла из машины к Ире, почувствовала облегчение. А потом дни склеились в один. Магазин, кормим котов, едим, читаем все новости, идем вниз во время воздушной тревоги.

Сейчас там, где мы находимся, наша помощь не нужна — просто сидите. Хотя я согласна делать всё, что может принести пользу, даже если просто картошку чистить. Люди вокруг меня относятся ко мне хорошо. Никакого хейта от украинцев из-за того, что я беларуска, я не ощущаю.  

С Ирой часто шутим. Юмор стал довольно черный, но это ок для такой ситуации. Ещё я плакала, когда думала о том, как мама сейчас это переживает. Или когда наш сосед толкнул речь, почему он ненавидит не моего «президента» Беларуси. Не при нем, конечно, а когда он ушел. Его зовут Сергей, познакомились мы вот так: я смотрела в окно и увидела, что по дороге едет машина, хотя в Киеве уже начался комендантский час. Мы с Ирой подумали, что это терроборона, но потом увидели в чате сообщения о том, что в нашем районе ставят метки. Поэтому пошли рассказать про машину консьержке — подумали, может, у нее есть связь с территориальной обороной. И в итоге попали к Сергею. Мы не до конца понимаем, кто он именно, но, наверное, кто-то важный тут. Он — мировой дядька. В разговоре всплыло, что мы с Ирой из Беларуси, и он начал проверять нас. Даже телефон Иры посмотрел. При этом все было корректно — никаких пустых придирок не было. Сергей попросил, чтобы мы вошли в его положение. А потом даже звал к себе на вечерю.

Этот опыт точно меняет меня, но это не страшно. Страшно то, сколько боли и ужаса испытывают люди, которые просто жили и вдруг война. Я люблю Украину и надеюсь, что эта война скоро закончится. Слава Україні!»

«Я живу в старом доме, он пережил две войны — и ещё одну переживёт». История россиянина 

Владимир Жбанков — российский юрист и поэт. Он жил в Москве, но в 2015-м перебрался в Киев, как говорит он сам, «из-за несогласия и прямого конфликта с действующим режимом России». В тот год Владимиром заинтересовалась ФСБ — из-за его статьи о крымском «референдуме». Переехав, Владимир изучил миграционное законодательство Украины и получил постоянный вид на жительство. Сейчас он занимается правовой помощью мигрантам и сотрудничает с Free Belarus Center — по крайне мере, такой была его жизнь до войны. Далее — рассказ Владимира, как он живет прямо сейчас, оставаясь в Киеве. 

«Утром 24-го февраля меня разбудили звуки взрывов, доносящиеся с улицы. Не могу сказать, что это была бомбежка или стрельба, но около того. Для меня было очевидно, что что-то назревает — был вопрос, когда и что именно произойдет. До последнего не верилось, что будет война. Но она началась. И я остаюсь в Киеве.

Передо мной не стоял выбор, уезжать или нет — учитывая цвет моего паспорта, для меня необходимо сохранить душу и сердце и принять участие в обороне города.

Сейчас я волонтерю. В основном помогаю руками и словами. Делаю всё, что может помочь остановить врага. Вчера (1 марта) работал до начала комендантского часа. Ночую дома. В укрытие не спускаюсь, даже когда начинается тревога. Вчера, например, мы слышали залпы короткими периодами, но взрывы были приличные, видимо, что-то большое падало, причем несколько раз. Вы знаете, я живу в старом доме, он пережил две войны — и еще одну переживёт. У меня друг живет в Буче (город в Киевской области — Прим. KYKY), он в фейсбуке описывает происходящее так: «Молот Тора бьет», — и говорит, что его уже утомило бегать. А я, собственно, и не утомлялся — ударит так ударит. 

Со сном бывает по-разному. Сейчас очень важно помогать людям — важно и просто говорить с ними спокойным голосом, когда вокруг разрываются сирены, чем я, в том числе, занимаюсь. Поэтому сегодня я спал с шести до десяти как младенец, до этого особо выспаться не получалось. 

Я живу на Подоле — это самый организованный район Киева. Здесь давно было создано сообщество, которое прекрасно существует на всех языках мира, включая иврит. Сейчас комьюнити перешло на военные рельсы: все, что делают люди, так или иначе посвящено защите города и обороне. Поэтому степень организации тут очень высокая. Можно даже сказать, что Подол превратился в полноценную боевую единицу.

В нашем районе продолжают работать магазины, аптеки и даже зоомагазины — что сейчас очень ценно, ведь некоторые люди уехали и нужно чем-то кормить их котов и собак. А то, что будет есть один кот, не станет есть другой, и эти бытовые проблемы тоже надо решать. Да и к тому же, когда занят делом, тебе легче.

Очереди в магазинах бывают, но в них не ругаются, наоборот: здороваются и договариваются. Люди относятся друг к другу существенно добрее сейчас, бытового неприятия стало значительно меньше. Вчера вечером, перед началом комендантского часа, в продуктовом не было вообще никого, при этом работали две кассы. На полках есть все необходимое, особенно всякие изысканности. Недавно вот даже молоко в магазинах появилось, кефир, йогурты и прочие радости. Например, на завтрак я выбирал между котлетами и вафлями, до этого ел пельмени. Тут никто не голодает. А что касается кассиров, я говорил им «спасибо» еще во времена пандемии, а сейчас эти люди для меня герои — мой им поклон. 

Не знаю, продолжает ли в городе функционировать доставка, но точно работает «Эпицентр» — хозяйственный супермаркет, где продаются гвозди, шурупы, молотки. Транспорт тоже работает, на Подоле курсируют трамваи. 

Я не наблюдаю мародёрства и грабежей: шикарные витрины Подола целы. У людей есть вера в их победу, и то, что после войны у них снова будет нормальная жизнь — в этом никто не сомневается. Поэтому все осознают, как важна сейчас взаимовыручка. Люди, которые живут в метро и бомбоубежищах, помогают другим, например, с детьми, стиркой и готовкой. И среди них, в том числе, много граждан России, которые готовы и оказывают поддержку. Сообщества фактически сформировались за дни войны — ведь одни и те же люди спускаются в одно и то же метро, поэтому все между собой уже перезнакомились. Чем больше развиты горизонтальные связи, тем лучше ты себя чувствуешь. Жизнь продолжается, пусть и не так, как раньше.

Многие волонтерят. В том числе, сдают кровь — к счастью, сейчас ее в хранилищах вполне достаточно, поэтому принимают только редкие группы крови. В общем, людям есть чем заняться. Самое главное сейчас — соблюдать элементарную осторожность и понимать, что парни, которые ходят по улице с оружием, напряжены, но хотят защитить вас. 

С родными и знакомыми из России я общаюсь — вполне благополучно. Я же давно переехал в Украину, поэтому «плохие» знакомства уже отпали. Да и в целом мне кажется, что в России никто не верит телевизору, а тот, кто говорит, что верит — только делает вид. А если честно, на просто общение элементарно не так много времени. Поэтому, когда тебе в соцсетях в 150-й раз задают вопрос «как ты?» — это начинает нервировать, хотя поводов для нервов тут и так хватает. 

Негатива со стороны украинцев я тоже не заметил: мне кажется, за дни войны отношение, наоборот, стало даже лучше — я же остался. К тому же я официально являюсь деятелем культуры, у меня даже справка из Минкульта есть — это тоже много вопросов снимает. 

Происходящее — бредовый кошмар, после которого мир не будет прежним. Но мы верим в победу, и будем приближать ее всеми силами». 

«Сейчас просто выйти — это не помощь». История украинца  

До войны Назарий Синюк жил в Киеве и работал в госучреждении (и продолжает там работать). Летом 2021-го его родной брат был призван в армию — сейчас он в составе военных, которые обороняют Киев. Отец Назара был капитаном в отставке, ему 58 лет, но на прошлой неделе его мобилизовали, и он пошел воевать. 24 февраля Назар уехал из Киева в дом родителей — в Волынскую область, что находится примерно в ста километрах от границы с Беларусью. Сейчас, как он сам говорит, Назар «воюет в информационном пространстве», но об этом он расскажет подробнее в комментарии KYKY (Назар говорил с нашим журналистом на украинском языке, мы перевели его речь на русский). 

«C утра 24 февраля не было никакого понимания, что вообще происходит. Я проснулся, открыл новости, увидел, что военные удары наносят по всей Украине, и понял — началась полномасштабная война. Я быстро собрал вещи, а потом очень долго ехал до Волыни. В горячих точках сейчас тяжелее, чем у нас — мы слышим сирены пару раз в день (1 марта спускались в укрытие три раза), а ночуем дома. 

При этом никто не живет, как раньше. Никто не занимается своей прежней работой. У всех украинцев сейчас одна задача — помогать. Есть два вида помощи, первый — записаться в отряд терробороны и помогать охранять города, при этом оставаясь в гражданской одежде. Сейчас по всей стране очереди из желающих по 200-400 метров стоят — сирены орут, а им пофиг, потому что все знают, за что они стоят. Второй вид помощи — помогать в штабе волонтеров. Быть медиком, готовить, или просто складывать коробки. Кто-то может и окопы копать, и деревья валить.

Я сейчас воюю на информационном пространстве (но если мобилизуют, буду солдатом). Помогаю пикировать российские сайты, телеграм и ютуб-каналы, которые разносят фейки и пропагандисткую ложь. Мы уже положили много российских ресурсов, а сейчас еще запускаем информационные кампании по всему миру. Мы уже видим отключение России от SWIFT, Visa и Mastercard, но это не конечная наша цель — мы хотим, чтобы в России рассчитывались только рублем, только за свои российские товары. Работа идет фактически круглосуточно.

Сегодня (1 марта) удалось поспасть часов семь. Я проснулся около 7:30 утра, сразу открыл новости — там все о войне: о количестве погибших и раненых, о сбитых танках и самолетах, о ракетах, попавших в жилые дома. Умылся, мама приготовила суп из фрикаделек, позавтракал. Затем посмотрел, что нужно нашим воинам и на что мы скидываемся сегодня, перевел деньги на гуманитарную помощь. 

Когда раздаются сирены, мы прячемся в подвалах, укрытиях, а потом выходим и продолжаем заниматься своими делами. Тут важно понять: тревога звучит не тогда, когда на город что-то летит, а когда есть угроза удара. Сирена — это предупреждение, что прямо сейчас нужно быть осторожным и зайти в безопасное место, но не всегда после тревоги начинаются обстрелы.

Я сейчас нахожусь в маленьком городе, тут городского транспорта нет. Большинство магазинов и аптек у нас работают. Еды и товаров первой необходимости хватает, к тому же нам передают гуманитарную помощь, которая сейчас приходит в Украину из европейских стран. Я, как и другие люди, выхожу из дома только в магазин или когда нужна моя помощь как волонтера. Сейчас, если кому-то что-то нужно, помогают все — мы сплочены и солидарны. И мы сделаем все, чтобы прогнать оккупантов.

Комендантский час у нас начинается в 22:00 и заканчивается в 06:00 — все гражданские понимают, зачем это нужно, поэтому в установленное время всегда идут домой. На улицах постоянно работают ВСУ и терроборона. Плюс, как и в каждом украинском городе и селе, у нас есть люди, которые вычисляют диверсантов. Наши люди настроены решительно, никакой дестабилизации в обществе я не вижу — ее просто не может быть. По последним опросам, 90% населения поддерживают президента — в такое тяжелое время это о многом говорит. 

Как я отношусь к беларусам? (когда мы общались с Назаром в первый раз, 28 февраля, он ответил так: я уважаю беларусов, которые вышли на митинг и не побоялись сказать «нет» диктатору. А к тем, кто просто читает новости, ставит украинский флаг на аватарку и высказывает обеспокоенность, я испытываю сильный негатив». 1 марта, когда представитель управления сил теробороны заявил, что беларуские войска зашли в Украину (в беларуских независимых ресурсах пока нет подтверждения этому факту) Назар написал, что хочет изменить свой ответ — Прим. KYKY). Вы — оккупанты. 

Вы вышли 27-го, сказали свое «фе», но этого мало! Сейчас просто выйти — это не помощь нам. И вопрос даже не в людях, а во власти, с которой беларусы не могут ничего сделать. Я знаю, что беларусы не любят Лукашенко, но сейчас просто не любить — недостаточно. Вы либо давите его как прыщ, либо… Я сам не раз сидел в автозаке и могу с уверенностью сказать, что намного лучше быть свободным в СИЗО, чем оставаться рабом системы.

Беларусы, поймите, вас всех не посадят — нас пытались посадить, и мы устроили революцию, поэтому сейчас президенты меняются в Украине каждые пять лет. А у вас один сидит с 1994-го.

Я хочу сказать одно: мы — гордый и сильный народ, и мы не остановимся на полпути, несмотря на то, кто пойдет на нас, россияне или беларусы. 

А что касается россиян, их ненавижу всех. Конечно, я знаю, что среди них есть адекватные люди. И они как раз понимают, что вот уже 20 с лишним лет живут под эгидой диктатора — и ничего с этим не делают даже сейчас. А сколько в России верит в сказки пропагандистов о том, что нас «освобождают»? Да российские солдаты тут на**й никому не нужны, их никто сюда не звал! Максимум, что их ждет, — «груз 200». Мы сделаем все, но не отдадим ни сантиметра нашей земли — ни Донецк, ни Луганск, ни Крым — всё это наше по праву. 

Все, кто читает этот текст сейчас: если вы солидарны с украинцами в этот тяжелый момент, сделайте что-то — не сидите на месте, просто листая ленты. Выйдите на улицу, помогите информационно, объясните знакомым солдатам, что они идут на мирную страну, которая их ни разу не тронула. 

Мы, украинцы, призываем всех беларусов и россиян к действиям. Не будьте частью диктаторской системы — не пускайте своих родных воевать, потому что здесь они умрут. Если действовать не сейчас, то когда? Пора сказать: «Русский военный корабль, иди нах*й».

А что до меня, я очень заряженный сейчас. Каждый день встаю и ложусь с мыслью о том, как быть максимально полезным для своей страны. Я знаю, что от моего решения, от моих действий зависит многое. И так думают все украинцы — поэтому у нас получается выигрывать в этой войне. Слава Україні».