Арест

Мой муж Андрей Мишелутов работал в одной из компаний группы Fenox менеджером по закупкам. В 2015-2016 годах ДФР провели проверку двух компаний группы Fenox. Доначисленные налоги доплатили в полном объеме сразу же после завершения проверки, только для того, чтобы избежать негативных последствий: чтобы счета не блокировали и все это не мешало работе производства. Позже юристы компании не раз опротестовывали решение о доплате, но, к сожалению, безрезультатно. Суммы доначисленных налогов вместе с пеней и штрафами уплачены в бюджет в ноябре 2016 года – еще до возбуждения уголовных дел в отношении сотрудников. Все работали в обычном режиме. Никаких уголовных дел не было и никаких вопросов к моему мужу на тот момент не возникало.

В апреле 2017 года СК возбудил уголовное дело в отношении владельца компании Виталия Арбузова, и его с еще несколькими сотрудниками задержали. Целый год шло расследование, к моему мужу опять же не было вопросов – Эндрю не имеет к данному уголовному делу никакого отношения и работал в совершенно другой сфере деятельности. У нас был только один обыск в апреле 2017-го, но тогда приходили ко многим сотрудникам. У меня не было никаких поводов для волнений, я к работе следователей и обыску отнеслась спокойно.

И вдруг 24 января 2018 года к нам в семь утра стучат в дверь. Мы только проснулись. Я открываю – снова обыск. Ну ладно, заходите. Наш дом устроен с минималистичностью японцев, поэтому все прошло быстро. После обыска, как и в первый раз, мужа пригласили дать какие-то пояснения. Он спокойно уехал, а я отправилась по своим делам. В два часа дня я ему звоню, а он смеется: «Меня на три дня задерживают, везут в ИВС, но могут продлить». Я говорю «Хорошо, не волнуйся, я сделаю все, что нужно».

Тут же подписала договор с адвокатом, а вечером уже стояла с теплыми носками и пакетом еды на Окрестина. На следующий день Эндрю перевезли на Володарского. С февраля до начала апреля шли следственные мероприятия: снова всех допрашивали, опрашивали, изучали документы.

Моего мужа обвиняют в пособничестве в неуплате налогов, которые уже уплачены с пенями и штрафами в ноябре 2016 года!

Я не знаю, зачем его арестовали. Видимо, рассчитывали, что он начнет давать какие-то показания. Я общалась со следователем зимой, он мне сказал: ваш муж занял странную позицию – не дает показания. Я ответила: «Так может, ему нечего сказать?» Но такой вариант, видимо, следствием вообще не рассматривается.

В апреле следователь сообщил, что они готовы выпустить Эндрю – мол, ищите поручителей. Я нашла трех: друг моего мужа – подполковник в Министерстве обороны, да и у меня друзья бизнесом занимаются, все очень уважаемые в обществе люди. По сути, под такое личное поручительство выпустили Виталия Арбузова. Прошло две недели тишины, наш адвокат уточняет, что же там с изменением меры пресечения, на что ему тот же следователь отвечает: «О чем вы говорите? Такого вопроса даже не стояло, он будет сидеть». И срок содержания под стражей продлили еще на два месяца.

На все вопросы об изменении меры пресечения приходит ответ, что это невозможно, т.к. как Эндрю может повлиять на ход расследования. На ход какого расследования он может повлиять? По которому всех допросили в 2015-2016-м? По которому изъяли все документы в начале 2016-го, а в конце 2016-го полностью выплатили всё, включая штрафы и пеню? На ход расследования, по которому с апреля этого года нет никакого движения?

«Второй сезон»

Ну окей, мы сидим дальше. Начался, как я шучу, второй сезон. Когда срок ареста Эндрю дошел до полугода, из СИЗО выпустили владельца Fenox и других сотрудников, находившихся под арестом. Сидеть остался только Эндрю и только потому, что он не признает свою вину. Все адвокаты в легком недоумении: почему – языком следствия – организатор на свободе, а пособник – в тюрьме? После шести месяцев я надеялась, что ему не продлят арест. Но меру пресечения изменить не хотят. Выделить этот эпизод в отдельное дело и передать в суд не хотят. Никаких следственных мероприятий не идет. Человек просто сидит на нарах девять месяцев, и что в перспективе – непонятно. По моему личному мнению, он сидит там как заложник ситуации, к которой не имеет никакого отношения.

В то же время председатель Следственного Комитета Иван Носкевич в интервью сказал (я цитирую): «СК никогда не ставит цели «посадить человека в СИЗО». Когда он сотрудничает со следствием, дает показания, компенсирует нанесенный ущерб или хотя бы принимает какие-то меры для компенсации, мы меру пресечения меняем». Что мешает изменить меру пресечения моему мужу? Ущерб погашен, все, кроме него, на свободе. Почему он должен проедать государственные деньги в СИЗО, вместо того чтобы ходить на работу, приносить пользу, растить двоих детей и платить налоги?

Мы общаемся с коллегами Эндрю – все очень переживают за него и меня поддерживают. Он проработал в компании больше 25 лет – сразу после института туда пришел: начал с литейного цеха, а закончил в офисе. Конечно, я общалась с Виталием Арбузовым.

Виталий Иванович тоже переживает и поддерживает меня. Я благодарна, что коллеги так относятся к нашей семье. Ребята говорят: «Ника, давай мы ему передачу отнесем». Я говорю «Не надо! Вы ему что-нибудь не то отнесете, а я потом нормальную еду не смогу передать». Там же можно только 30 килограммов в месяц передать, то есть по килограмму в день.

Да, я обрела новый навык: могу взвесить пакет на пальце и сказать, сколько он весит – сто грамм или три кило. Я теперь знаю, сколько весит еда, сколько в ней калорий. Сегодня приношу овощей на один салат и кусочек мяса, а на следующий день приношу кусок рыбы и белый хлеб. У нас же какой стереотип? Шутят всегда: сядешь в тюрьму – сухарей тебе принесу. Я сама в первый день отнесла ему сухарей. А он мне пишет: «Что ты мне сухари принесла? Мясо неси, я мужик!»

Люди и передачи

Общение с работниками СК и СИЗО не вызывает у меня негатива. Они пришли, сделали аккуратный обыск. Когда я прихожу в СК, со мной общаются вежливо. И даже ребята, которые приходили описывать мою мультиварку и мой стул, вежливые люди. А работникам самого СИЗО я вообще благодарна, потому что они всегда спокойно поясняют, что и как можно передать, как написать заявление... Хотя в первый поход в СИЗО я была в шоке. Помещение для передач – это отвратительное место.

Всё выложено бордовой плиткой, есть скамеечка и туалет. И дырка в стене, куда ты засовываешь всё, что принес. Пишу заявление: «Прошу передать передачу содержащемуся под стражей…»

Потом отдаю список, а когда они кричат мою фамилию, выкладываю всё на стол. В стене открывается железное окошко, и мне называют продукты, а я их передаю по очереди. Вся еда должна быть в прозрачных пакетах, никаких оберток. Они все складывают на весы и говорят, какой вес, – чтобы я знала, сколько еще мне осталось.

Когда я пришла первый раз, мне крикнули фамилию, а я что-то рявкнула в ответ. Мне сорок лет, никто на меня никогда не рявкал – конечно, я была очень агрессивно настроена. Ну а потом выяснилось, что это милые люди, они к нам всем с пониманием относятся. Мы же ходим бесконечно туда одни и те же, уже перезнакомились все. Когда кто-то новенький приходит, помогаем им снять обертки с конфет, правильно упаковать продукты, женщин рыдающих успокаиваем.

Там никто не обсуждает, кто за что сидит. Просто поддерживают друг друга и делятся пакетиками, советуют, что нужно или не нужно передавать. Люди там все интеллигентные, красивые. Дочка Эндрю от первого брака тоже туда ходит. Ей 18 лет, она художница, и тоже ходит с этими пакетиками. Не знаю, как дети это переносят – ведь у них очень близкое общение с отцом. Я почти семь лет прожила с Эндрю, и не было такого вечера, чтобы дети не написали: «Папочка, спокойной ночи». Я часто задаю себе вопрос: а если бы у меня сейчас были дети, где бы я нашла силы их кормить, водить в школу? Я за девять месяцев всего два раза газовую плиту включала. Ничего не хочу, моя жизнь остановилась.

Письма

Пишу каждый день. Некоторые письма получаются по 18 страниц. И мы смеемся, что я пишу «Войну и Мир». Первые письма шли долго – 10-12 дней. Это странное ощущение: ты что-то говоришь человеку, но он только через 12 дней это получает, а потом еще через дней 12 ты получишь ответ. Как в замедленном фильме. Но потом все происходит быстрее. Я желаю здоровья цензорам, потому что когда они здоровы и счастливы, очень быстро читают письма – за три дня доходят. А если цензоры болеют или куда-то уезжают, письма идут по неделе.

В письмах мы даже умудрялись поругаться друг на друга большими буквами – как капслоком. Но сейчас сдерживаю себя. Ведь я поворчу на него сегодня, а письмо он получит на следующей неделе, когда у меня будет замечательное настроение. Зачем его расстраивать через 10 дней? Сейчас, когда я испытываю желание поругать мужа, я звоню подруге и жалуюсь на него ей.

Иногда пишу письма, в которых ругаю его, но не отправляю. Может, покажу ему потом. Но может быть и такое, что в день, когда он освободится, я просто сожгу это всё. Он говорит: «Ты сохраняй письма, это же наша история». А я думаю, что этот эпизод нашей жизни нужно вычеркнуть и о нем забыть. Моя память сама все это вычеркнет. Например, сегодня я не могу вспомнить, как прожила зиму, – по фото в телефоне вспоминаю события. Про лето и весну я помню только мои поездки в Гданьск к друзьям, там я живая, живу. А тут каждый день – день сурка: СИЗО-работа.

Сейчас у нас уже под двести писем. Самым смешным было его тринадцатое письмо. Я же когда получаю письмо, бегу с ним радостная, предвкушаю, как буду читать. Открываю, а там надпись: «Это тринадцатое суеверное письмо». И всё. Я не знаю, с каких пор он суеверный, но подумала: «Вот гад!»

Жёны декабристов

Только сейчас нам разрешили свидание. К сожалению, состояние моего здоровья такое, что хоть это и радостное событие, но далось мне с трудом. И сразу после него мне пришлось вызывать скорую помощь.

Но я довольна тем, что там, перед Эндрю, у меня получалось смеяться и быть бодрой. Я не упала в обморок от переживаний, мое сердце не разорвалось.

Три недели назад, когда я стала плохо себя чувствовать, имела разговор с врачом. Я ему говорю, что боюсь прийти к мужу на свидание и огорчить его, если начну там плакать. На что врач сказал: «Ой, что вы мне про идеальные отношения рассказываете?» А они на самом деле идеальные. Мы за шесть лет не ссорились ни разу.

Первые месяцы я вообще не могла разговаривать о происходящем, потому что это был страшный стресс – остаться без Эндрю. Мы не разлучались никогда. Я без мужа не посещала мероприятия, не ездила отдыхать и даже с друзьями старалась время проводить, только когда рядом муж. Мне без него ничто не интересно, ничто не имеет значения, если я этим не могу поделиться с ним. Даже когда я уезжала куда-то по работе, мы списывались и созванивались каждый час. Для него была важна каждая мелочь происходящая со мной: надела ли я шапочку, что я ела, какое у меня настроение. Мы строили нашу жизнь так, чтобы не разлучаться никогда. Поэтому арест и такая долгая разлука – для меня настоящее потрясение. И если в первые месяцы я не давала интервью (хотя многие СМИ просили) надеясь, что это недоразумение скоро закончится, то после продления ареста решила делиться всем, что со мной и с моей семьей происходит. Мне не стыдно и скрывать нечего.

Я своим мужем горжусь. Он принципиально честный и достойный человек. Настоящий мужчина. Я буду всем рассказывать свою историю, потому что знаю, скольких людей поддерживает моя видимая «несдавучесть». Очень много женщин мне пишут в личку. А сколько фейсбучников я повидала в СИЗО! И это так смешно: «Ника, здрасьте, и вы тут!» Я буду об этом говорить, а потом сяду и буду сидеть возле двери СИЗО, пока он не выйдет ко мне. Вообще я недавно передачу смотрела про жен декабристов – там их так все воспевают… А для меня это дичь. Ну какой подвиг они совершили? Поехали за своими мужьями? Если бы мне сейчас разрешили пойти сидеть в камере с Эндрю, я бы сочла за счастье! Я бы даже на урановые рудники за ним поехала. Какая разница, где ты, если ты рядом с тем кого любишь? А жены декабристов, наверное, за мужьями тогда бежали и кричали: «Возьмите меня с собой!»

Художник и СИЗО

Мой день выглядит так: я просыпаюсь утром, работаю, потом часа в три еду в магазины – в разные, в зависимости от того, что нужно купить для передачи. Потом еду в СИЗО, все это запаковываю, стою в очереди, отдаю продукты, иду на Главпочтамт, бросаю письмо и еду на работу в студию. Там работаю до половины девятого и возвращаюсь домой, а потом до часа ночи рисую. Я же не просто художник – у меня много административной работы: скоро будет выставка учеников студии – надо все подготовить. Для новых курсов нужно писать программы. Я пишу учебник по рисованию. А еще нужно доделать сайт студии, полгода уже не можем это сделать… Я полноценно работаю как менеджер. Жаль, полноценно не успеваю рисовать. Ты не можешь ходить в СИЗО, работать менеджером и быть художником. Это несовместимые вещи.

Я всегда жила на свои деньги. Никогда не пользовалась деньгами мужа. Ну и он же не миллионер – он обычный сотрудник компании, у которого, к тому же, двое детей на содержании. Для меня дело принципа и моего душевного покоя – уметь содержать себя и свое дело самостоятельно. Когда Эндрю арестовали, я была в ужасе. Думала: «А если бы я не работала?» Ну вот как женщины выходят замуж или просто живут вместе и пользуются деньгами мужчины – что в такой ситуации делать им? На эти передачи, на адвокатов, нужны большие деньги. Это просто счастье, что я никогда не пользовалась ничьими деньгами.

Он вернётся

Я не знаю, что будет, когда он вернётся. Он пишет, что нашу собачку надо отвезти до его возвращения к моей маме, потому что у нее от радости разорвется сердце. Если бы он сейчас позвонил и сказал: «Я выхожу», – я бы залезла дома под одеяло с головой и сидела бы так неделю. Он сказал: когда вернется, возьмет меня на руки и целый месяц будет носить на руках, не отпуская. У него большая потребность заботиться обо мне, а у меня большая потребность заботиться о нем.

Сейчас мы сочиняем, что он на полярной станции, а я его жду. Я ему передала носки для полярников, и пишу: «Как там у вас на станции?» Летом был на космической станции, потому что жарко, а теперь на полярной – потому что холодно. Я уже все фильмы про освоение Севера посмотрела, потому что у меня муж сейчас полярник. Надеюсь только, что это последний его «сезон».