Коротко о нашей героине (имя которой мы изменили в целях её безопастности): в авиацию Инна попала случайно — училась на заочке, искала работу и узнала, что в «Белавиа» открыли набор бортпроводников. Инна прошла медкомиссию, сдала тест по английскому языку и стала стюардессой. Первые полгода она была очарована небом, но чем дольше Инна летала, тем больше разочаровывалась в своем работодателе. Далее — рассказ, записанный нашим журналистом с её слов. 

«Им просто всё равно, кто работает». Про начальство, репрессии и списки на увольнение

Стоит понимать, что «Белавиа» — прогосударственная организация, хоть она и ОАО. В управлении все повязаны между собой. Ведь это наши бортпроводники и пилоты президента перевозят. Наш бывший начальник — КГБшник, а у нынешней начальницы мама на руководящей должности работала. Там все держатся за свои места.

У тебя нет возможности выступить против или отказаться от чего-то. Например, 9 мая мы ходили на парад от «Белавиа» — заставили. А направлял нас замначальника отдела по «идеологической работе», который появился после 2020-го.  

Многие сотрудники не выдерживают и уходят сами, других — увольняют. Так, зимой я узнала, что людей начали подводить под непродление контракта. В списке, насколько мне известно, оказалось порядка 50 человек — и это были одни из самых адекватных сотрудников. Бортпроводники — одна из самых больших текучек в компании, начальству просто всё равно, кто работает. Когда мы поднимали вопрос о повышении оклада, периодически от руководства проскакивали фразы: «В деревнях многие хотят работать на вашем месте. Думаете, мы за вас будем держаться?»

При этом, когда люди уходят по своему желанию, начальницу «вызывают на ковер» с вопросами типа: «Почему от вас уходят сотрудники? Что им не нравится?»

Зато осталась, например, бортпроводница, которая могла на пассажиров накричать, даже послать. Но у неё то ли крёстный, то ли просто дядя — близкий к Лукашенко. Пожаловаться на неё нереально. Говоришь ей, что так с пассажирами нельзя общаться, а она отвечает: «Давай с тобой померяемся плечами, которые за нами стоят». Она уже дослужилась до главного инструктора и теперь у стюардесс каблуки линейкой измеряет, на ногти смотрит, на причёски, рубашки — насколько всё прилизано и выглажено.

А нормальных увольнять даже раньше начали — полтора или два года назад. Была девочка, которой сказали: «Вот у тебя фотографии с флагом. Ты либо их удаляешь, либо мы не продлеваем тебе контракт». Она не удалила. Но тогда хотя бы давали возможность выбирать, а сейчас просто идут по списку, и всё — пока. 

Когда заканчивается контракт, вызывают на беседу и говорят: «Мы не хотим продлевать, потому что вы особо отличились, но не в том, что нужно компании». 

Есть ещё интересная система: человека задержали, он сидит, а его потом увольняют по статье из-за прогулов. Никакой профсоюз не вступается. Когда мою коллегу забрали, я спросила об этом у девочки из профсоюза, а она говорит: «Нам сказали даже не лезть в это. Не пытайтесь ей никак помочь».

Пока не появились эти списки, многие наши символику носили и на чемоданах у многих ленточки висели. Один коллега даже перешёл на беларуский язык. Не знаю, кстати, работает ли он до сих пор. Многие были на протестах, но не бастовали — нам по контрактам было нельзя.

Всем нам просто запретили говорить о политике. Естественно, между собой мы как-то переговаривались, но когда пассажиры спрашивали, за кого мы голосовали, приходилось уходить от ответа. 

«Выходишь из самолета — и ты как наркоман. Даже зависимость от этого появляется». О том, как увлекает работа 

Работали раньше, можно сказать, пятидневку. У нас были перелёты ночные, дневные и утренние — всё друг за друга зацеплялось При этом по правилам между прилётом и вылетом у тебя должно быть 14 часов отдыха. Получилось в итоге так: ты спишь по дороге домой, приезжаешь, спишь, просыпаешься, спишь по дороге на работу, работаешь, и так по кругу. Вот так у меня однажды всё лето прошло. Зато, блин, 2500 рублей заработала. 

Чаще всего рейсы были разворотные — когда возвращаешься в Минск, но были и командировки. Это когда ты летишь куда-то и остаёшься на какое-то время. Так сейчас в Дубай, Египет и, наверное, Доху летают. Были командировки в Стамбул, Анталию, Алматы. Компания оплачивала там отели и трансфер, командировочные давала. Но остаться, например, в Швеции или Франции не получалось, потому что мы в центре Европы и летать нам было близко и быстро — компании выгоднее сразу возвращаться. Да и сотрудникам разворотные рейсы, мне кажется, удобнее. У всех в основном жизнь в Минске.

Но если говорить о длинных перелётах, то я всегда за командировки. Одно дело когда ты летишь 6 часов, а потом спишь и отдыхаешь, и другое — когда 6 часов туда и сразу 6 часов назад.

Ты потом выходишь из самолёта с мыслями: «Что это было? Кто я? Что я?» Кислород резко бьёт в голову, и ты как наркоман. У тебя какая-то даже зависимость от этого появляется.

И вообще, это такая работа, что у тебя вся жизнь вокруг неё закручивается. В какой-то момент вы все уже настолько знакомитесь, что все эти головокружения и потери сознания сплачивают.

Когда так много работаешь и летаешь, как метёлка, то вообще не погружаешься в систему. Не замечаешь, что не доплачивают, что тебе не хватает здорового отдыха, что коллегам сложно на работу добираться, что у вас все на больничных. Зимой летаешь на самолётах, где на задней кухне холодно, и всем всё равно — мёрзни, говорят, там, а в салон, где теплее, не садись, не нарушай эту красивую картинку. 

Чем больше я летала, тем больше понимала, что всё вообще не так. Окей, тебе всегда своевременно платят и ты приблизительно знаешь, чего ожидать. Но с другой стороны, ты для них как посторонний: деньги получил, и всё — давай отсюда. Хотя все говорят: «Вы — наше лицо и на вас должно всё держаться». И поэтому ты улыбаешься всегда, вне зависимости от ситуации. Ковид? Всё хорошо! Война? Всё хорошо!

Я поэтому и уволилась: поймала себя на мысли, что уже не могу хорошо обслуживать пассажиров. Потому что у меня в голове стоит звон от всего, что уже накопилось. Я бы не хотела прийти пассажиром на рейс, где на меня косым взглядом смотрела бы уставшая от жизни стюардесса и ещё оценивала: «Чё ты тут делаешь?»

 

Эту работу я больше расцениваю как временную. Я не представляю, как, допустим, можно летать и иметь семью. Просто я считаю, что родители всегда должны быть рядом с ребёнком. Я бы не хотела своего ребёнка оставлять на бабушку. Хотя работали у нас и матери-одиночки. А некоторые эту профессию как раз любят из-за того, что меньше времени с семьёй проводят. «Устала от детей — пойду полетаю».

Но мне всё-таки кажется, что летать круто, пока ты молодой, пока здоровье и время позволяют, пока нет отношений. Хотя многие создают семьи формата стюардесса-пилот. Была у меня девочка, которая встречалась с бортпроводником. Они потом расстались и как-то поставили рейс совместный. Ну и они летели в тишине в этом маленьком пространстве.

«Ковид дал возможность отдохнуть, увидеть лето!» Про эпидемию, посадку Ryanair и войну 

В ковид всё поменялось. Сначала никто не понимал, что вообще происходит.  Но я была очень рада. Смогла нормально пожить, поспать, увидела лето. Ковид многим дал возможность отдохнуть, потому что перед этим у нас новые рейсы в Европу открылись и сотрудников не хватало. Очень много летали, времени свободного не было. А в ковид оно появилось, но денег не было. 

Нас отправили в простой, на оклад прожить было нереально. Я к родителям вернулась, свою квартиру сдавала. Многие ушли на подработки.

А у компании всё было шикарно. Везде говорили: «Поддержите авиакомпании, им тяжело». А наши и на главном офисе ремонт делали, и в аэропорту. Я смотрела и не понимала, где там тяжёлое положение.

Когда вернулись на работу, вакцинироваться нас не заставляли. Прививка нужна была, только когда отправляли в командировку в Дубай.

Но главный переломный момент был, когда самолёт посадили (скандал с Ryanair, на котором летел Роман Протасевич — прим. KYKY). Мы сразу прекрасно поняли, что за этим последует. Но государству было максимально всё равно, ему нужно эго поддерживать. Мы только-только пережили ковид, и самолёты начали нормально летать, и тут тебе — раз, делайте, что хотите.

Начались санкции. Самое тяжёлое в них — закрылась большая часть рейсов. А полёты в Европу — это было такое наслаждение. Во-первых, все рейсы были в дневное время, ты успевал выспаться. Во-вторых, всегда было немного пассажиров. В основном спокойные, хорошие, толерантные люди. Я с ними летала на таком кайфе. А потом остались только Армения и Грузия. Это как раз-таки те рейсы, где и покурят на борту, и напьются, и подраться могут. Естественно, зарабатывать мы стали меньше. Но всё равно все держались на каком-то корпоративном духе.

Ещё один удар — война. Во-первых, мы все просто переживали. Психологически сложно было. У нас ведь и рейсы в Киев были. Естественно, все они отменились. Мы вообще начали облетать Украину, а это плюс два часа к любому рейсу. Нам за это дополнительное время платили только 70%. При этом с пассажиров деньги за облёт брали в полном объёме.

«Многие не могли оплачивать жильё». Про зарплату и аварии по дороге домой из-за усталости

Когда я уходила, оклад рублей 200 был. Сейчас, насколько я знаю, его поднимать собираются рублей на 20. К окладу прибавляется время налёта, и учитываются страны, в которые ты летаешь. Допустим, за полёты в Европу давали больше — 15 евро. Но этот ценник нам переводили в беларуские рубли. Обещали, что будет соразмерно курсу. Но ничего не менялось, даже когда евро был под четыре рубля.

Наверное, самая большая моя зарплата была порядка 2500 рублей, самая маленькая — 800. Девочка у меня одна в ковид вообще 7 рублей получила.

Такой оклад и такие заработки — это ненормально. Это в Европе можно полетать и заработать денег. В Дубае очень хорошая зарплата — 3000 долларов в месяц. Ну то есть можно подкопить, насобирать.

Многие у нас не могли оплачивать жильё. Спрашивали у начальства, почему нет общежития для бортпроводников. Ведь у сотрудников аэропорта оно есть — в районе Сокол. Но начальница, она вообще любительница такими фразами кидаться, ответила: «С коллегами собирайтесь. Можете вместе снимать. Так дешевле будет выходить». Ты к ней иногда приходишь, и у тебя в голове просто вот эта обезьянка с тарелками. Не понимаешь, как такое может быть. Она ведь, по идее, должна наши интересы отстаивать. 

То же самое было, когда мы просили служебный транспорт до Минска. У нас есть маршрутка из центра в Сокол, к аэропорту. Но до Минска тоже добираться нужно. Нам давали какие-то деньги на междугородний автобус, но их не хватало. К тому же, ты на работу едешь в форме, тащишь чемодан. Все вокруг на тебя смотрят. А летом ты ещё и мокрый весь от жары.

Естественно, многие ездили на машинах. Были ситуации, когда девочки из тяжёлых ночных рейсов возвращались и попадали в аварии. Серьёзных происшествий не было, но машины нормально так разбивались. На это нам говорили: «А не надо было ночью ехать».

Да, был вариант из аэропорта отправиться в отель, который рядом построен. Но тебе после работы домой хочется, а не ночевать где-то там и только утром к себе возвращаться. Профсоюз на аварии никак не реагировал, все эти истории замяли.

«Сплетни за спиной — это святое». Про дедовщину, эйджизм, сексизм и гомофобию

Эйджизма как такового у нас не было. После определённого возраста стюардесс не увольняли. Некоторые летали до пенсии. Но в большинстве своём женщины, которые давно работали, в какой-то момент уходили что-то делать на земле. Или если ты по здоровью не мог летать, компания помогала перестроиться, чтобы ты остался с работой.

Какой-то дедовщины тоже не было. В основном, все адекватные ребята и всегда  стараются помогать. Когда новый набор приходит, им всё интересно, они даже слишком стараются: и там хотят помочь, и это сделать, и то принести. Ну а мы их тормозим — мол, не надо сразу за всё браться, надо трезво свои силы оценивать. Для нас все новенькие — это «малышки» и «пупсики». Вообще, коллектив был шикарный.

Коллеги-девушки меня по-женски всегда понимали. А когда с парнями летала, то просто принцессой себя чувствовала. Какого-то прямо сексизма у нас я не замечала.

Была гомофобия, но тихая. Из этого вечного разряда: «Мне всё равно, но если бы он ко мне приставал, я бы ему треснул». Так стюарды к коллегам-геям относились, а девочки у нас в этом плане все достаточно продвинутые были. Хотя на работе тему сексуальности не обговаривали. Но сплетни за спиной — это святое.

«Найдите чистое место для моей шубы». Про кринжовых и милых пассажиров

Перед рейсом у нас всегда брифинг, где обговаривали, какие пассажиры будут на борту. Есть же разные категории: малоподвижные, слепые, глухие или дети без родителей летят. С каждым работаешь индивидуально. Когда все пассажиры перед тобой проходят, ты на автомате здороваешься, но всё равно обращаешь внимание, кто с тобой поздоровался и как, а кто — нет. Всех оцениваешь со своей перспективы. Допустим, я замечала у кого-то книгу, которую недавно читала, и сразу думала, что человек прикольный и, возможно, мы могли бы подружиться, это приятно понимать. 

Как-то раз мы на Кипр прилетели, собирали мусор, и к нам подошла пассажирка. Говорит: «Девочки, можно я вам помогу? Я смотрю, как вы носитесь туда-сюда, и мне так вам помочь хочется. Можно я с вами мусор соберу? У меня дочка тоже летает». Очень милая ситуация. 

Бывают неприятные случаи. Когда какой-нибудь двухметровый мужик кричит на тебя, потому что ему рюкзачок некуда поставить. Вообще, очень сложно летать с русскими. Девушки все такие с ног до головы деньгами пахнут — очень надменно общаются. Типа: «Найдите чистое место для моей шубы». И ты такой: «Класс, мне чемоданы некуда сложить, а тут шуба»

Была смешная ситуация с едой. У нас горячего всегда 50 на 50 — например, для одной половины пассажиров говядина, для другой — курица. И подхожу я так к концу самолёта, а у нас только курица уже осталась. Говорю об этом мужу с женой, извиняюсь, что говядину разобрали и выбора не осталось. А он начинает на меня кричать: «Я что должен терпеть это ваше безразличие?! Я в отеле уже наелся этой курицы, хочу говядины». И тут поворачивается его жена и прописывает ему пощёчину. Говорит: «Ешь, что дают». Я перевела дыхание, отдала ему горячее — приятного аппетита. Он потом до конца полёта такой спокойный был.

«Белавиа одна, и она этим пользуется». Про самолёты и цены на билеты

Цена билета зависит от нескольких факторов. Во-первых, «Белавиа» летает в достаточно дорогие аэропорты. Допустим, тот же Ryanair не в самом Париже садится, но рядом. А наши всегда летали именно в центр, в аэропорт «Шарль-де-Голль». Там, естественно, обслуживание дороже и таксы со сборами выше. Во-вторых, на многих самолётах убираются сами бортпроводники. У нас же приходят уборщики.

Но всё равно оно таких денег не стоит. Я изнутри всё видела и понимаю, что цена-качество не соотносятся. Но «Белавиа» одна, и она этим пользуется.

Раньше и политическими ситуациями пользовались. Россияне летали в Украину и Грузию через Минск, им «Белавиа» ставила свои цены. Поэтому компания очень хорошо себя в финансовом плане чувствовала.

В году 2014 у нас появились классные Боинги NG — красивые, новенькие, приятно летать. И есть крутые Эмбраер. Но летают и очень старые Боинги — в основном, трёхсотки и пара восьмисоток.

Тебе самому там тяжело работать, потому что всё на ладан дышит. Приходят пассажиры и спрашивают: «Что это такое?» А ты улыбаешься и отвечаешь: «Ну вот такой самолёт».

В «экономе» люди жалуются, что ноги не вмещаются. Ты их понимаешь: самой неудобно. И ходишь из-за этого на грани какого-то непонятного сумасшествия. Ты ведь должен защищать компанию, но видишь, что на самом деле происходит.

Надо услышать бортпроводников,  поменять питание на борту. На него все жалуются. Можно провести какой-то конкурс. Потому что если питанием занимается одна и та же организация, то у неё нет конкуренции, а значит нет развития.

Ещё тормозит тот факт, что это прогосударственная организация и там во всём добровольно-принудительный порядок. Ну и неизменное начальство, которое не слушает никого.