Экс-политзаключенный Левон Халатрян объявил об уходе из варшавского бара «Бэкдор», одним из основателей которого является. По его словам, причина — в конфликте с экс-партнерами Анастасией Воробей и Алексеем Науменко. Подробности разногласий Халатрян описал в инстаграме. Рассказал о разных ценностях и подходе к работе. Также его возмутило, как партнеры разорвали с ним бизнес-отношения. Левон говорит, что его вынудили согласиться на не самые выгодные условия — либо остаться без вложенных в бар денег. Свой пост он закончил фразой: «Очень хочется, чтобы беларусы изгнали диктатора в первую очередь из себя».

Высказалась и вторая сторона конфликта. В ответном инстаграм-посте Алексей Науменко дал понять, что видит ситуацию иначе. Например, не считает, что предложил Халатряну невыгодные отступные. Публикация Алексея собрала несколько десятков негативных комментариев, сейчас она удалена. Однако комментарии Науменко все еще можно прочитать в публикации «Зеркала», где он, в том числе, называет слова Халатряна «клеветой и личным оскорблением» и отрицает обвинения в грубом обращении с персоналом. Анастасия Воробей также отреагировала в инстаграме. Ее главная претензия к Халатряну — вынесение конфликта на публичное обозрение. Она подчеркнула, что «задачи избавляться от Левона» у нее с Алексеем не было и что «на деньги никто никого не кидал». 

Далее — наш разговор с Левоном Халатряном о конфликте и внутреннем диктаторе, который живет внутри нас.

Глава 1. Про «Бэкдор»: «Это как нынешняя Беларусь в миниатюре: есть диктатор, у него есть своя Кочанова, у них есть коллаборанты»

KYKY: Левон, ты вообще как? 

Левон Халатрян: В целом, все окей. Очень доволен, что рассказал свою историю. Только переживаю, чтобы у моих оппонентов не получилось перевернуть все с ног на голову. 

KYKY: Сейчас люди явно на твоей стороне: под постом почти 300 комментариев, и почти все — в твою поддержку. Ты ожидал такую реакцию?

Левон Халатрян: Нет. Я в принципе не понимал, что эта тема может так впечатлить людей. Перед публикацией много советовался с друзьями, спрашивал их прогноз — и многие говорили, что реакции в принципе может не быть. Если честно, меня тоже эмоционально шатало, но я все же понимал, что какое-то количество поддержки будет. Но то, как много людей налетело в комментарии — это просто шок. И я очень этим доволен, не буду скрывать.

KYKY: Я не видел, чтобы твои уже экс-партнеры в паблике комментировали ситуацию — может, у вас было общение в личных сообщениях?  (интервью состоялось до того, как Алексей Науменко опубликовал пост (который позже удалил) и дал комментарий «Зеркалу» — прим. KYKY)

Левон Халатрян: Ни от Леши, ни от Насти сообщений не было. Видел только пару комментариев от их друзей под моим постом — но они как-то витиевато написали. Один сказал, что ждет комментарии другой стороны, другая съязвила, что мне стоило сразу открыть сбор донатов — мол, я написал пост ради выгоды.

KYKY: Как думаешь, есть вероятность, что в голове твоих партнеров ситуация выглядит как «все было по-другому»?

Левон Халатрян: Сто процентов так и есть. В их представлении я «наваривался» на их труде и профессиональных навыках: они вкладывались в бизнес, а я кайфовал и тусовался, ничего полезного не делая. И вот они меня наконец «раскусили», перестали прощать за промахи и выгнали. Причем, с их точки зрения, наше расставание явно прошло очень красиво: они ведь отдали мне вложенные деньги. А теперь им наверняка, кажется, что я решил нажиться на этой ситуации — раскрутил ее в соцсетях и сейчас буду пожинать плоды, а они бедные и несчастные.

Справедливости ради, надо сказать, я не предупреждал их, что готовлю пост. Причина простая: хотел, чтобы они выплатили мне обещанные деньги. Если бы сказал про пост, мне бы, скорее всего, ничего не отдали. Для меня было важно получить деньги, потому что бóльшую их часть я взял взаймы — и ее нужно отдавать.

KYKY: О каких деньгах идет речь? На какие выплаты вы договорились?

Левон Халатрян: Они должны были отдать мне то, что я вложил в «Бэкдор» (в комментарии «Зеркалу» Левон называл сумму в 18 тысяч долларов и еще две тысячи долларов в качестве компенсации — Прим. KYKY). И еще была договоренность, что мне выплатят мою долю из прибыли за октябрь — 33%. Все деньги я получил, но выплаченная мне доля от прибыли за последний месяц подозрительно маленькая.

Я напрямую задавал этот вопрос — партнеры уверяют, что все правильно посчитали. Я не верю. Думаю, мне просто откинули столько денег, сколько посчитали нужным. Посыл простой: будь доволен тем, что мы тебе хоть что-то выплатили. Почему я должен быть счастлив от того, что мне отдали мое же — да еще и не додали, возможно? 

KYKY: Почему ты боялся, что тебя оставят без денег? Вы закрепляли договоренности на юридическом уровне? 

Левон Халатрян: Нет. Мы все решили на словах — и я понимал, что ничего не получу, если Леша с Настей узнают о посте.

KYKY: Ты сказал, что из бара тебя «выгнали», хотя после финального прочтения поста кажется, что ты ушел сам. Как было на самом деле? 

Левон Халатрян: Мы долго решали, как расстаться — начал это обсуждение Леша. Сначала они сказали, что готовы купить мою долю за номинал — ту же сумму, которую я вложил в «Бэкдор» на старте. Она не учитывает временных, трудовых, медийный и репутационных вложений. Все эти старания были приравнены к нулю, поэтому я отказался и предложил свой вариант — чтобы они выплатили мне двойные отступные: сколько я вложил плюс еще столько же. Леша с Настей ответили, что таких денег у них нет. Окей, раз вы не можете предложить то, что меня устраивает, давайте пробовать продолжать работать — они согласились.

На следующей неделе мы встретились. Я пришел с блокнотом, где по пунктам расписал варианты, как распределить обязанности, чтобы мы могли работать мирно. Начал описывать предложения, но меня перебили — мол, мы сейчас будем решать, как тебя выгнать, а не как вместе работать.

Оказалось, что перед встречей они сходили к юристу у меня за спиной — отсюда пошли угрозы, что меня оставят без денег, если я не соглашусь забрать свой первоначальный вклад и долю прибыли за октябрь. Я считаю, это позорный поступок, и не могу им его простить.

KYKY: Сколько вы знакомы с Лешей и Настей? Какие у вас были отношения до открытия бара — вы работали вместе, дружили, может, ходили на протесты? 

Левон Халатрян: Нет, близких отношений у нас не было. С Настей я познакомился в году 2013-2015. У меня тогда был бар «ДК» на Толбухина в Минске, и она с ее тогдашним мужем Сергеем были постоянными посетителями. У нас была общая тусовка в этом баре, но не более. Потом я продал «ДК», начал заниматься другими проектами и услышал, что Настя с кем-то открыла бар в Минске. Это был «Бэкдор». Я пару раз туда заходил, но мне не особо понравилась атмосфера: все всегда были чем-то заняты и напряжены. С Настей я с тех пор не обращался.

Встретились мы с ней только прошлым летом, когда я приехал в Варшаву после «химии». Настя рассказала, что пытается продать «Бэкдор» и уехать из Минска. В следующий раз увиделись уже втроем: я, Настя и Леша. Он был ее партнером по минскому «Бэкдору», и они хотели переоткрыть бар в Варшаве. Мы с ним знакомы не были, но пообщались и решили, что можно попробовать поработать вместе. У них были неплохие скиллы по ремонтным делам, по организации готовки — как раз то, чего мне не хватает. Я подумал, что может получиться хорошая коллаборация.

В итоге, отношения между нами не сложились, обстановка на работе была токсичная. На каждом собрании они выступали одним фронтом, то есть я постоянно оказывался в меньшинстве. Если и получалось отстоять свою точку зрения, приходилось прикладывать двойные усилия — нужно ведь убедить обоих. Еще у них очень явные газлайтерские способности. Они часто убеждали меня, что я не прав и что я плохой партнер. На предпоследнем собрании Леша заявил, что я на себя якобы много взял, что я не профессионал и ничего не умею, что без меня они, наконец, начнут делать классное место. Я сидел в шоке и правда начал верить, что ничего не умею.

Да, я понимаю, что у меня, как и у всех людей, есть недостатки — в том числе в профессиональном плане, но все они компенсируются сильными сторонами. Настя с Лешей же постоянно били в слабые места и заставляли верить в то, что, кроме них, у меня и нет ничего. Они общались так со всеми, кто с ними работал: ты либо подчиняешься, либо уходишь, либо тебя уходят.

Это как нынешняя Беларусь в миниатюре: есть диктатор, у него есть своя Кочанова, у них есть коллаборанты, которые решили подчиниться и сказать, что не все так однозначно.

KYKY: Кто-то из сотрудников бара ушел вместе с тобой? 

Левон Халатрян: За мной никто не ушел, не считая барвумен Аню — но ее решили уволить еще до моего поста, потому что она была не согласна с методами управления Леши. Думаю, многие ушли, если бы у них были другие предложения по работе. У одних к «Бэкдору» привязаны ВНЖ, у других — рабочие контракты, которые нельзя просто разорвать. Кого-то сдерживают контракты на квартиры и постоянные расходы.

Ребята следили за конфликтом достаточно долго: я старался держать их в курсе, потому что у многих планы зависят от того, есть ли в «Бэкдоре» я. Плюс, у персонала был свой конфликт с Настей и Лешей из-за переработок, штрафов и отсутствия питания. Ребята пытались защищать свои права, но на собрании в июле Леша устроил разнос, а Настя сказала, что все недовольные могут идти на выход. 

KYKY: Ты сам ушел в никуда? На что будешь жить? 

Левон Халатрян: Да, в никуда. Решил, что возьму паузу в пару недель. А после собираюсь думать о запуске своего проекта. Пока буду жить на сбережения, их хватит на два-три месяца. 

У меня есть идея бизнеса с человеческим лицом — чтобы сотрудников не гнобить и не представлять их только в качестве ресурса. Люди бóльшую часть своей жизни проводят на работе, вкладывают в нее самое ценное — время. Если управляющий это обесценивает, значит — он обесценивает людей. Хочу, чтобы в моем месте такого отношения не было, но сначала надо подумать про инвестиции.

KYKY: Если все, кто встал на твою сторону, задонатят хотя бы по 10-15 долларов, у тебя будет неплохой стартовый капитал (смеется). 

Левон Халатрян: Я уже думал о краудфандинге, но просто так собирать деньги — не мое. Хочется предложить людям разные плюшки в зависимости от суммы доната. Конечно, кто-то и просто так может дать денег, но мне хочется придумать что-то взамен, так будет честно. 

KYKY: Новый проект снова будет местом от беларусов для беларусов? 

Левон Халатрян: Скорее всего да. Как минимум потому, что это самый простой способ привлечь людей. Совмещать аудиторию — работать и для беларусов, и для поляков — почти невозможно. Местные не ходят в эмигрантские места, и в работе с ними нужна совсем другая механика бизнеса.

«Беларуские» места в эмиграции нужны людям — это подушка безопасности, которая помогает мягче войти в новую для себя среду.  Так легче выживать, поэтому ничего плохо в «национальны» местах не вижу. 

KYKY: Возвращаясь к «Бэкдору» — я только и вижу посты, как беларусы говорят, что после твоего ухода больше ни ногой туда. Как думаешь, бар закроется?

Левон Халатрян: Думаю, нет. Любое потрясение может привести к консолидации сил — например, бар может переформатироваться и начать работать на поляков. Плюс, многим людям на скандал все равно. Это нам в социальном пузыре кажется, что вся Варшава закенсилила «Бэкдор», — нет. Очень много людей не захотят знать, что произошло. Подумают, что какой-то непонятный чел просто обиделся, и вообще он армянин — почему нужно перестать ходить в «Бэкдор» и поддерживать беларусов?

Глава 2. Про диктатуру и беларусов: «Если вся ответственность лежит на режиме, значит он виноват всегда, а мы — никогда»

KYKY: Почему у беларуского бизнеса нет понимания репутационных потерь, хотя твой кейс как раз показывает, что институт репутации среди (как минимум выехавших) беларусов работает? 

Левон Халатрян: Для меня это тоже загадка. Возможно, это связано с постсоветским наследием, которое приучило нас брать, что дают, и не спрашивать. 

По поведению Леша очень похож на представителей предыдущего поколения, которое выросло во время, когда было не до эмпатии. И в этом нет вины людей — тогда ведь не было информации и ресурсов, чтобы работать над эмоциональным интеллектом — но к Леше у меня есть вопросы. Уже существует интернет, к психологу ходить не стыдно — можно помогать себе развивать эмпатию.

Леша же привык к другим методам. Когда сотрудники рассказали, что недовольны условиями работы, он не захотел разбираться в проблемах, а решил их еще больше загнобить. Для меня это — риторика диктаторского режима. К ней прибавляются и попытки разделить людей, чтобы у них не было солидарности друг с другом: кого-то уволить, кому-то повышение дать. Я искренне не представляю, как так можно вести бизнес. Подход должен быть более тонким: мы в первую очередь развлекаем людей и только во вторую — кормим. В заведение идут, чтобы почувствовать сэйф спэйс, расслабиться. Я уверен, большинство клиентов ходят в «Бэкдор», потому что это «беларуское» заведение и там свои.

Леша всегда делал упор на то, что в баре должно быть идеально чисто и вкусно. Я говорил, что намного важнее, чтобы мы не стояли с недовольными лицами в зале. Не хочу сказать, что Леша с Настей такие плохие, а я такой хороший. У меня тоже много недостатков, но весь персонал был на моей стороне и огромное количество посетителей тоже выступили за меня. 

KYKY: Подобные проблемы для заведений внутри Беларуси — это нонсенс или же норма? 

Левон Халатрян: Для начала скажу, что до «Бэкдора» я не работал в классическом общепите. В Минске открывал два заведения — спикизи бары, где была своя обстановка и вообще всем было на все плевать. По историям, которые до меня доходили, могу сказать, что минский общепит действительно всегда был очень стрессовым. Как с этим в другим городах Беларуси и в других странах — не знаю.

В комментах под постом мне, кстати, писали, что я будто бы напал на весь беларуский бизнес. Я не хотел оскорбить ни индустрию, ни нацию. Цель моего поста — рассказать, что у конкретных людей в конкретной ситуации сработала диктаторская ментальность, которая выработалась за годы жизни в Беларуси. Проблемы растут именно из той политической обстановки, в которой беларуский бизнес развивался, а не из того, что беларусы как нация «плохие».

KYKY: Все мы мечтаем о демократической Беларуси, но возим с собой гомофобию, сексизм и далее по списку. Такое расхождение слов с делом — откуда это в нас? Почему мы хотим перемен, но не хотим меняться сами? 

Левон Халатрян: Думаю, это перекладывание ответственности. В данном случае — на политический режим в Беларуси, мол он испортил страну и всем пришлось уехать.

Да, режим ужасный, но полемика «все вокруг плохие, а я хороший» — опасна и лицемерна.

Вначале нужно научиться брать ответственность за свои поступки и решать проблемы на макроуровне: в собственном заведении, в компании друзей, в общении с семьей или с коллегами. Мы часто не делаем этого из-за выученной беспомощности: если вся ответственность лежит на режиме, значит он виноват всегда, а мы — никогда. Тут примешиваются еще «традиционные ценности», которыми часто прикрывают абьюз, сексизм и гомофобию. Все это на руку режиму: мы отказываемся признавать свои ошибки, ругаемся и теряем солидарность. 

KYKY: Эти философские вопросы мы начали обсуждать из-за скандала в «Бэкдоре». Допустим, в баре все было бы хорошо — у тебя в голове все равно были бы мысли, что беларусы не сильно изменились после 2020-го? 

Левон Халатрян: Да, я бы тоже считал, что нам нужны коренные изменения в сознании. 2020-й показал, что в обществе есть тенденция к демократизации, но нам предстоит огромный путь — не знаю даже, сколько времени понадобится. 

Везде, где к людям в руки попадает власть, работает принцип: если все рычаги у меня — значит, я лучший и знаю, как правильно. Это касается не только беларусов, просто наша ситуация усложняется тем, что в Беларуси никакой власти, кроме диктатуры, не видели. Из-за этого многие просто не знают, как управлять по-другому.

KYKY: У тебя же есть маленький сын. Он наверняка знал, что папа куда-то ходит на работу. Ты  говорил с ним о том, что у папы больше этой работы нет? 

Левон Халатрян: Сын знает, что у меня бар. Он часто был там со мной. Сидел и рисовал, а потом раздавал картинки гостям — ему было очень прикольно. В какой-то момент я ему сказал: «Мики, мы больше не будем ходить в бар». Просто посадил рядом с собой и объяснил всю историю и свою позицию. Других вариантов у меня и не было: если ребенок не знает, что вокруг происходит — это не ок, надо каким-никаким языком объяснить ситуацию.

Я рассказал все то же, что написал в посте, — простыми языком, напрямую, без витиеватых отношений. Мол, я работал с теми и с теми, они оказались не самыми хорошими людьми, повели себя не очень красиво, я буду об этом писать в инстаграме и себя в обиду не дам, потому что на такое нужно отвечать. Мики все внимательно выслушал, кивнул и сказал, что все понял. После этого он в бар не просился, потому что знал: мы туда не пойдем.

Я думаю, нам все нужно открыто обсуждать истории, как случилось в «Бэкдоре». У людей должно на конкретных примерах сложиться понимание, что быть диктатором — это не ок, и что если они делают что-то неправильное, это может быть предано огласке. Потом эти нейронные связи закрепятся и рассуждать так станет привычно. Нужно просто время.