Феминитивы из фем-пабликов в соцсетях и фем-СМИ вроде российского Wonderzine «выходят в люди». На Citydog и Mediakritika появились тексты, пропагандирующие употребление новых слов в активной лексике. Это вызывает естественное отторжение у многих читателей этих СМИ. Почему? Пришло время разрешить вопрос с феминитивами с точки зрения языка, а не желания радикально настроенных активистов и СМИ.

Гадаем на «кофе» и языковой норме

Языковая норма не стоит на месте и меняется – это факт. В 2009 году «кофе» внезапно стал не только мужского рода, но и среднего. Хочешь «холодный» кофе заказывай, хочешь «горячее» – как душе угодно. Но правила так просто не убьешь. Прошло уже семь лет, а вздохи по старой строгой норме временами слышны от людей, имеющих отношение к языку. Очевидно, средний род «кофе» родился от безграмотности, а менять норму в угоду неспособным выучить простое правило – не что иное, как крах репутации лингвистики как науки. Тем не менее, норму по «кофе» и то скорее можно отнести к натуральным: люди на протяжении долго времени говорили так в быту, поэтому она все-таки пробралась в словари.

Взглянем на феминитивы. Сколько людей в офисе, в семье, на улицах используют их? Вряд ли очень много. Места, где сейчас можно увидеть феминитивы, – это уже названные фем-паблики в соцсетях и странички их активистов, а также СМИ, их поддерживающие. Небольшая кучка людей пытается сказать остальной, гораздо большей кучке людей, что она должна использовать феминитивы. Норма так не изменяется. То, что происходит сейчас, – всего-то искусственное, насильственное насаждение лексики. «Кое-кто, правда, пытается, но безуспешно: очень сложно заставить людей говорить по-новому», – отмечал Борис Иомдин, заведующий сектором теоретической семантики в Институте русского языка им. В. В. Виноградова РАН. У людей возникает реакция отторжения.

Неустойчивость взглядов – причина подождать с переменами

Ахматова и Цветаева, которых вряд ли кто-то заподозрит в отсутствии таланта, отказывались быть «поэтессами», а уж тем более «поэтками». Обе женщины нарочито называли себя «поэт», тем самым подчеркивая универсальность таланта. Здесь «поэт» не указывает на мужской род, а изначально подразумевает бесполую профессию. Примерно то же самое происходило среди фем-активистов еще год-два назад. Все девушки поголовно использовали глаголы и местоимения мужского рода в отношении себя, так как это уравнивало их с мужчинами, наконец, даже в языковом смысле.

Теперь мода совсем другая. Те же люди вдруг встрепенулись и поняли: отказываясь от женского рода, они признают, что мужской – как бы лучше, элитарнее.

И вдруг помешались на феминитивах, требуя употреблять их во имя уважения и ввести в активный словарь. Так может, надо задуматься над переписыванием правил в тот момент, когда на каждом из социальных уровней уравняют в правах мужчин и женщин? Чтобы каждый год не писать новые учебники и «хаацічэскі» прыгать с одного на другое.

Правомочность использования феминитивов с жаром обсуждают в социальных сетях. «Интересно, что до русского это [введение женского рода профессий] так активно добралось только сейчас. В немецком же давно все профессии можно употреблять как в мужском, так и женском роде (в последнем при помощи окончания -in)», – писала в Facebook Екатерина Ажгирей. Все так: до русского языка феминитивы добрались в последнюю очередь. Язык, среди прочего, – отражение культуры, а не фактор ее трансформации. Английский и немецкий – более подвижные языки, где морфемы легко подстраиваются под уже существующие слова и рождают сотни новых. В русском же названия профессий формировались не вчера и даже не позавчера. Особенно если обратить внимание на старинные: кузнец, коваль, пахарь, столяр. Хирурга-женщину в свое время найти было тоже гораздо затруднительнее, чем сейчас.

Когда желание менять мир бежит впереди знания

Иногда доходит и до смешного. Заставить людей уверовать в праведность феминитивов пытаются те, чьи знания языка весьма сомнительны, а желание в нем поковыряться огромно. Так, недавно предложили использовать суффиксы -ка- и -ша- для названий женских профессий. Только автор текста не учел, что есть суффиксы -к- и -ш-, а вот -а – это уже окончание. Хочется спросить: если вы не знаете морфемики, то зачем рассуждать о языке?

При попытке «раздискриминировать» язык стоит учитывать ряд нюансов, а не ломиться в Тулу со своим не доведенным до ума самоваром. Мы привыкли воспринимать суффикс -к- как образующий уменьшительно-ласкательную форму слова. Это приоритетное значение данной морфемы. Кухня – кухонька, дверь – дверка и так далее.

Когда люди видят пару «редактор – редакторка», у них возникает прямая ассоциация: редакторка – это маленький редактор. Звучит еще более унизительно для женщины, чем использование слова «редактор», не так ли?

Возможно, часть людей лишена этого ассоциативного ряда, но большинство, скорее всего, нет. К суффиксу -ш- отдельный вопрос: он и вовсе имеет значение «жена служащего». То есть генеральша – вовсе не женщина-генерал, а жена генерала.

Можно копнуть и глубже. Даже если абстрагироваться от их непрямого значения, эти суффиксы можно применить не ко всем словам в русском языке. Взять того же хирурга: хирург…ка? Попробуйте сказать это вслух: звуки [г], [к], [х] заднеязычные и в связи с этим сложны для произношения подряд: сам артикуляционный аппарат протестует. В русском даже слов таких нет, в которых эти звуки стояли бы рядом. Можно, конечно, добавлять другие суффиксы и шокировать всех и вся выпадами типа «хирургнессы». Звучит, правда, абсурдно и глупо.

Хотим говорить по-своему? Выход есть: впору обратиться к беларускому языку, нормы которого сложились относительно недавно. Наша мова более гибка в новообразованиях, и «доктарка» в ее контексте выглядит куда уместнее и натуральнее.

Комментарий Ольги Зуевой, кандидата филологических наук, доцента кафедры русского языка филологического факультета БГУ

«Обсуждение проблемы феминативов (оказалось, верно говорить именно так – прим. KYKY) в том виде, в каком оно представлено в СМИ, – это погружение в бессмысленные диспуты, типы которых отлично описаны в заметке Дмитрия Быкова «Споры о таблице умножения», см. тип № 3. Мне как лингвисту (не лингвистке!), изучающему историю русского языка, явление видится малоинтересным, так как за ним пока что стоят не действительные изменения в языке, а отдельные факты речи.

Комментарий относительно болезненной реакции на эти факты речи может дать социолог, психолог или политолог. Все, кто изучал в ВУЗе историю какого-нибудь литературного языка, знает, что: 1) любые новации приживаются тяжело, какими бы авторитетами они ни предлагались; 2) эти новации обречены на поражение, если внутренние законы языковой системы не готовы их принять. Очевидно, что для большей части нашего общества проблема феминативов относится к разряду «нам бы ваши проблемы».

О внутренних законах – один пример: для феминативов в том виде, в каком их предлагают использовать авторы СМИ и адепты движения, русский язык (и даже в русском языке Беларуси) «мало оборудован», так как суффиксы -к- и -ш- имеют в том числе уничижительное значение, да и присоединить их можно далеко не ко всем производящим основам».

Так почему не время-то?

Если уж и ратовать за равноправие, то идти до конца. Давайте тогда рождать бессмысленные и беспощадные слова мужского рода. Сиделка, прачка, балерина, швея – почему бы мужчинам не возмутиться отсутствием эквивалента? Для этой группы слов характерно отсутствие мужской формы, и только у единичных подобных слов имеются соответствующие парные образования: уборщица – уборщик, медсестра – медбрат.

Проблему равноправия мужчин и женщин надо решать не суффиксом, а изменением сознания. Добавление или убавление буквы, тем более неестественным путем, тут не поможет. Оставьте работу над языком профессиональным лингвистам. В самом деле: назовут меня журналистом или журналисткой – от этого жизнь не изменится. А вот если мне скажут: «Знаешь, мы женщин на работу не берем», – действительно налицо будет дискриминация и ущемление прав, с которыми надо бороться. Разница колоссальная.