Как я начал работу в Зоне

Не скажу, что я всю жизнь мечтал работать в Чернобыле. Так получилось, что на третьем курсе прочитал книгу «Животные в радиоактивной зоне». Там были воспоминания отряда зоологов, которые работали в первые годы после аварии. Это было необычно – абсолютно другая экологическая ситуация. Конечно, появился интерес. После окончания Университета узнал, что освободилась вакансия для биолога в Экоцентре.

Получить эту работу было сравнительно просто. Я связался со специалистом, который ушел с моей должности. Он дал телефон директора, я позвонил, и мы встретились. Дальше заявление, медкомиссия и прием на работу. Бытует миф, что для такой работы надо быть здоровым, как космонавт. На самом деле, главное, чтобы не было противопоказаний для работы с радиацией: это любые онкозаболевания и болезни щитовидной железы.

Нет такого явления как «синдром заболеваний сотрудника Зоны», хоть об этом много говорят. Мы получаем дозы больше, чем население, но меньше, чем порог, за которым начинаются патологии. Онкология ведь может проявиться от множества факторов нерадиационной природы: это и питание, и генетика, и многое другое. За год сотрудник в среднем получает 1,5 мЗв. Для перехода порога, за которым начинаются патологии, нужно 400 1,5 мЗв. А радиация ведь не только в Зоне – человек, часто летающий на самолётах, тоже получает дозу. Это, кстати, важная причина ограничения для освоения человеком космоса.

Так, первые два года, с 2000-го, я работал в научном отделе (радиоэкология и радиобиология), потом 15 лет – в службе мониторинга: контроль радиационного состояния всей зоны отчуждения. Сейчас перехожу в научный отдел чернобыльского заповедника. Буду заниматься экологическими исследования.

Портрет сталкера

Есть несколько типов людей, которые работают в Зоне. Большинство профессий вполне обычны: водители, бухгалтера, повара, электрики. На уровне низкоквалифицированного труда и обычных профессий тут очень много жителей окрестных сел и поселков городского типа. Режим и зарплата их устраивает, поэтому вряд ли для них это какой-то особенный выбор.

Ученых, как ни странно, здесь не очень много. Есть Институт проблем безопасности АЭС, который сопровождает работы на «Укрытии». Большинство ученых сюда приезжают из внешних организаций в экспедиции. В то же время жизнь в Зоне – хороший университет. Учит устойчивости, например.

Во время вахтенного пребывания тут легко скатиться в пьянство или другие развлечения.

Обычных ограничителей – семьи и других форм социального контроля – тут нет. Большая часть сотрудников находится в зоне четыре дня в неделю, а те, у кого цикл работы сплошной, – 15 дней подряд.

Вечерами здесь хорошо читается. Я сейчас читаю Sapiens Харари. Кстати, после риска пьянства, второй риск – предрасположенность к философии. Тут много чего можно увидеть: насколько опасны современные технологии, как человек и его материальная цивилизация без поддержки сдаются под натиском природы. Один местный философ Александр Новиков, замдиректора по безопасности ЧАЭС, говорил, что сюда нужно возить будущих атомщиков, чтобы они понимали цену ошибки.

А вот всё, что рассказывают про зверей-мутантов со светящими глазами, – бессовестные выдумки. Радиация вообще очень агрессивный агент, она больше ломает, чем дает мутаций.

Обычный день в Зоне

Подъем у меня в 7:00. К восьми я добираюсь в офис. На обед некоторые ходят в столовую, но я нет – сам готовлю. Хотя кормят там бесплатно. В информационно-аналитическом отделе большую часть времени работаешь с данными, поэтому много сидишь за компьютером. Но нередко приходится выезжать и на объекты. Ездим на служебной машине целой командой.

Многие у меня спрашивают: что там самое интересное? Да все интересно! Дикие животные, трансформация антропогенной среды под наступающей природой. Наступление природы туда, где раньше царствовал человек. Взять город Припять, например – это полная победа природы.

Глядя на это, неизбежно задумываешься, задаешь себе вопросы. Среди сотрудников больше атеистов, но верующие тоже были. Они – не поверите – физики.

Самая актуальная проблема Чернобыля на сегодняшний день – радиоактивные отходы. Цепная реакция в саркофаге маловероятна, но сейчас это самое большое неорганизованное хранилище радиоактивных отходов. Этим оно и опасно. Есть план по захоронению отходов на 100 лет. Всё делается не слишком быстро, и тут вопрос даже не в деньгах, а в решении. Это уникальное событие, такого раньше не было. Готовых решений и подходов нет. Но процесс идет постоянно, тут построили НБК (новую защитную оболочку), строят центральное хранилище радиоактивных отходов. Сейчас это самое большое подвижное здание на Земле.

Это не экстрим

С украинской стороны туризм в Зоне легален. Почти уже 50 000 человек в год посещают Чернобыль. В Беларуси это тоже скоро начнется, они открывают зону для туристов. Но в беларуской зоне нет таких харизматичных объектов, как ЧАЭС, Припять и Чернобыль-2.

Я это понял, когда работал со съемочной группой из ЕС. Они отсняли всю анималистику в беларуской части, а «якоря» снимали у нас. Цены таких «туров» очень разные. Условно от 50-60 долларов – это однодневка. Индивидуальные и многодневные экскурсии дороже.

Я помню, вал визитов начался после выхода игры «Сталкер».

Сейчас тему раскрутили тур-операторы: большая часть визитов – дальнее зарубежье, Европа, США, Азия. Я много работал с туристами, СМИ, режиссерами. Говорят, люди ищут здесь экстрим. Но это вообще не экстрим: едешь себе в автобусе и выходишь с экскурсоводом, идешь с ним по определенному маршруту. На мой взгляд, это про другое: это опыт. И конечно, лучше увидеть Зону своими глазами, чем на экране монитора.

Человек смотрит наружу, а потом внутрь себя. Не случайно Горбачев после выступления в 1986 году сказал о ядерной войне. Это жутко, но это возможность увидеть, с одной стороны, мир без людей, с другой, попытки преодолеть, взять этот хаос под контроль. Возможность войны вполне реальна – сейчас ядерное оружие ушло в страны третьего мира: Индия и Пакистан, например. Израиль имеет, по всей вероятности, свой арсенал, но никому не говорит. И last, but not least – террористы.

Мир без людей

Если бы Зона была музыкой, вероятно, это был бы Артемьев и Pink Floyd. Ещё что-то из «Сталкера» и «Соляриса» хорошо ложится на пейзажи. Поймите, тут совсем другой ритм. Именно «другой». Люди тут гости, а природный ритм — «лето-зима», «рассвет-закат», шум ветра и течение воды. Совсем не тот, который нас обычно окружает.

Я неделю прожил на нашем стационаре в почти пустом селе. Через два дня часы стали мне вообще не нужны. Хода солнца по небосводу было вполне достаточно для работы и готовки еды. Оказалось, это нетрудно. Адаптация идет быстро – через месяц и руины перестаешь замечать. Просто живёшь. Смотришь на мир без людей. И понимаешь, что для растений и животных таким он был бы прекраснее.

Фото: личный архив Дениса Вишневского