«Есть один шанс из тысячи, что мы снова увидимся - и мне бы этого очень хотелось». Как начались отношения Вячеслава и Шона

С Шоном мы познакомились 15 лет назад. В то время я был председателем беларуского отделения правозащитной организации «Международная амнистия» (МА), а мой будущий муж работал в представительстве МА США. Впервые мы встретились на международной конференции в Мексике, где собрались представители организации со всего мира. Конечно, было много людей, но Шон заметил меня в первый же вечер, хотя я даже не видел его. На следующий день он пригласил меня обсудить одну из резолюций. Тогда у беларуского отдела не было права голоса, на что Шон сказал: «Вы можете разговаривать с представителями других отделений и убеждать их поддержать эту резолюцию». В тот момент у меня и мысли не было, что он таким образом хотел познакомиться.

Через пять-шесть дней нужно было уезжать. Я не думал, что из наших отношений может что-то получиться: расценивал их почти как курортный роман. Но Шон, провожая меня в аэропорт, сказал: «Есть один шанс из тысячи, что мы снова увидимся – и мне бы этого очень хотелось». Через полтора месяца он прилетел в Минск. Так начались наши десятилетние отношения на расстоянии. Мы виделись примерно три раза в год. Чаще я приезжал к Шону, иногда мог оставаться на несколько месяцев. Шон тоже приезжал в Беларусь – раз шесть, наверное. Но это были короткие визиты.

Было тяжело поддерживать отношения на расстоянии. Всегда был риск, что не дадут визу, поэтому я старался привязывать поездки к каким-то мероприятиям, чтобы целью указывать «посещение конференции» или «стажировку». Не хотел говорить, что еду к любимому человеку. Кроме того, виза была дорогой: многоразовая стоила порядка $160. Хоть большинство расходов брал на себя Шон, я оплачивал визу и перелеты сам. В среднем, одна поездка обходилась мне в $1000.

Как Вячеславу и Шону удалось расписаться до полной легализации однополых браков в США

В Вашингтоне, где мы живем, однополые браки стали легальны в 2009 году. Но мы расписались только в 2013-м. Почему не раньше? Если бы мы зарегистрировали брак сразу, он, скорее, навредил бы нам. Брак был бы признан только в Округе Колумбия, но не во всех США. А вопросы иммиграции решаются на федеральном уровне, поэтому я не имел бы права податься на грин-карту как супруг американского гражданина. Если бы я указал в анкете на визу семейное положение, в посольстве это могли бы посчитать как желание остаться в США. А главное условие получения американской визы – доказать, что ты вернешься. Поэтому мы искали другие пути. Одним из вариантов было выиграть стипендию на учебу в США. У меня получилось – я два года жил у Шона, пока учился, но потом снова вернулся в Беларусь.

Как нам удалось расписаться в 2013 году? В том году однополые браки стали признавать на федеральном уровне, но не путем повсеместной легализации. До 2013 года в США существовал Акт о защите брака – он рассматривал брак исключительно как союз между мужчиной и женщиной. Но нашлись люди, которые оспорили его. Они прошли путь от нижних судов до Верховного суда США, который в июне 2013-го отменил этот акт. Что это значило? Браком стал признаваться союз не только между мужчиной и женщиной, но и между людьми одного пола. В тех штатах, где однополый брак уже был легализован, он стал признаваться и на федеральном уровне. Главное, однополые пары получили такие же иммиграционные права, как гетеросексуальные. Через неделю после отмены акта мы решили подать заявление.

Как прошла роспись

Естественно, после решения Верховного суда тысячи пар в США решили пожениться. Сначала мы хотели расписаться в Национальном кафедральном соборе – главном храме США. Но запись там была на год вперед. В сити-холле (это аналог нашего ЗАГСа) тоже была длинная очередь. Мы не могли ждать целый год: нужно было до истечения срока моей визы зарегистрировать брак и подать документы на грин-карту.

Однако в Штатах можно заключить брак не только в церкви, суде или сити-холле. Там есть marriage officiants – это люди, которые имеют специальную лицензию и могут заключать браки. Такую лицензию может получить любой, и это распространенное явление. Я решил найти marriage officiant в интернете. Написал женщине по имени Тиффани. Она спросила: «Когда вы хотите расписаться?» – «Да хоть завтра». – «Хорошо, будет послезавтра». За регистрацию она попросила около $200.

На церемонию росписи мы пригласили буквально пять человек. С моей стороны была хорошая подруга – беларуска, которая родилась в Америке. Шон позвал своих друзей из колледжа: мужа и жену с двумя детьми, которые по счастливой случайности проезжали Вашингтон на пути в Диснейленд во Флориде. Церемония проходила в украшенном цветами офисе Тиффани. Мы были в костюмах – соответственно торжественному случаю. Друзья произнесли небольшие речи, дети поднесли обручальные кольца. Всё заняло минут двадцать. После мы провели еще какое-то время у Тиффани: пили шампанское и поздравляли друг друга. Затем пошли в самый старый гей-ресторан Вашингтона, который работает с конца 1940-х годов. А через два месяца устроили большую свадебную вечеринку.

Беларуские ручники, крабовые котлеты и шатер у моря. Как прошла свадебная вечеринка

У нас с Шоном были разногласия по поводу празднования. Он хотел большую красивую свадьбу, где будет присутствовать вся его семья. Мне казалось это непрактичным, да и я просто не хотел никакой свадьбы. Я мечтал о романтическом путешествии в латиноамериканскую страну, а потом можно было бы устроить небольшую вечеринку для вашингтонских друзей. И всё. К тому же, мне было сложно осознавать, что моя семья не сможет приехать: получение визы занимает минимум два месяца, а перелеты стоят огромных денег. Мы думали сделать эту вечеринку позже, но Шон не хотел слишком затягивать. В итоге решили: в США проводим большую свадьбу, а когда будем в Беларуси, делаем небольшую вечеринку для родственников и друзей.

У моей подруги, которая была на росписи, есть дача на побережье – дом находится прямо у воды. Там роскошный вид на Чисапикский залив. Она согласилась, чтобы мы провели там свадьбу. Вся вечеринка обошлась примерно в $20 000. Мы арендовали большой шатер: поставили его около воды, постелили внутри пол для танцев, поставили столики. Мэриленд известен своими голубыми крабами – как раз был «сезон», поэтому фирменным блюдом были крабовые котлеты.

Моя подруга – дочь известных исследователей беларуской диаспоры в Америке, Витовта и Зоры Кипель. У нее огромные залежи беларуских вещей: ручников, старинных костюмов, редкого антиквариата. Мы решили добавить беларускости нашей свадьбе. Украсили ручниками шатер и добавили ритуалы: когда мы входили, нас встречали хлебом, солью и чарками водки. Какие еще были фишки в оформлении? Мы любим путешествовать, поэтому каждый стол был оформлен в стиле одного из городов, где мы побывали вместе. Одним из самых эмоциональных моментов был первый танец. Сначала Шон танцевал со своей мамой, потом я с ним поменялся.

Как отреагировали на свадьбу родители Вячеслава и Шона

Шон из католической семьи: мама – итальянка, отец – ирландец. Когда я приезжал к семье Шона, первое время он представлял меня другом. Мама знала о его ориентации, но эта тема открыто не обсуждалась. А с папой Шон вообще никогда об этом не разговаривал – получалось, он должен был сам догадаться. Но знать и догадываться – разные вещи. И когда мы позвали их на свадебную вечеринку, папа был немного в шоке. Честно говоря, я тогда прекрасно его понимал. Отец Шона из маленького города, из консервативной семьи. Скорее всего, его первая мысль была «как потом объяснять это родственникам и соседям?»

С моей семьей тоже вышла интересная история. Я так и не сказал родителям прямо, что я гей. Нас в семье трое: я, сестра и младший брат. Сестра была первой, кому я открылся, произошло это больше двадцати лет назад. А маму мы всегда оберегали от неприятных новостей. Брату тоже долго не говорил о своей ориентации. Я с ним не был так близок, как с сестрой: он младше меня на восемь лет. Тем более, мы жили без отца, и я решил, что не надо давать ему такую модель поведения. Но оказалось, брат знал о моей ориентации с самого детства, и сам однажды вывел меня на разговор.

Я познакомил Шона только с мамой – родители на тот момент были разведены. Все годы наших отношений мама знала, что мы общались, что я ездил к Шону в гости и жил у него, когда учился в Штатах. Поэтому я был на 100% уверен, что она все понимает. Но однажды мама спросила, есть ли у Шона девушка и собирается ли он вообще жениться. Я выпал в осадок – на тот момент мы были шесть или семь лет вместе. Понял, что надо делать камин-аут, но никак не мог решиться.

Когда мы с Шоном решили расписаться, мама все еще не слышала о наших отношениях от меня лично. Я советовался с сестрой, как лучше рассказать о готовящейся свадьбе, но она была против этого. Боялась, что мама будет сильно переживать. В итоге меня «сдала» жена младшего брата: она позвонила маме и поздравила с нашей свадьбой. Неделю мама переваривала информацию, а потом позвонила брату и спросила: «С чем это твоя жена меня поздравила?»

Брат поехал к ней и поговорил. Получилось, что брат совершил камин-аут за меня – я на тот момент был в Штатах.

Из моей семьи никто не смог приехать на свадьбу. Поэтому я попросил их прислать видеопоздравления, а мы показывали ролики на большом экране в шатре. Сестра сильно затягивала – прислала поздравление буквально за два-три дня до празднования. Когда я смотрел это видео впервые, думал, что снимает брат – и тут я услышал мамин голос за кадром. Камера разворачивается на нее: мама с бокалом вина поздравляет нас со свадьбой. Я, конечно, расплакался.

Как вместе живут беларус и американец

Моя жизнь была совсем иной до переезда в США. Дома я все делал сам: забивал гвозди, красил стены, пришивал пуговицы, готовил еду. Американцы многое не умеют делать – они платят специалистам. Недавно была ситуация: Шон хотел вызывать рабочего, чтобы он прибил гвоздь и повесил картину. Собирался платить ему за это. Я пошутил: «Заплати мне!» С уборкой то же самое. Пока у меня первое время не было работы после переезда, я занимался домашними делами. Для меня не было проблемой убрать в доме, приготовить еду. В какой-то момент Шон сказал: «Нам нужно нанять уборщиц, потому что убирать – неинтересно и скучно».

Часто у нас возникают разногласия в вопросах, связанных со здоровьем. Например, в Беларуси я никогда не ел мороженое, когда простывал. А здесь, наоборот, мороженое едят, когда болит горло, чтобы «заморозить» его и оно не болело. Еще одна вещь – американцы могут выйти на улицу в холод легко одетыми, сидеть на холодных камнях. Или зимой выйдут в гараж покурить босиком. Я говорил Шону: «Как так? Ты же завтра сляжешь». Но нет – по мнению американцев, простуду можно подхватить в автобусе, если кто-то покашлял и ты подцепил эти бактерии или вирус, но никак не от переохлаждения. А ещё я здесь борюсь с безалаберным расходованием ресурсов. Американцы могут спокойно уйти из дома на несколько часов и оставить везде включенным свет. Однажды, когда нас не было в Вашингтоне, в нашей квартире на несколько дней останавливалась подруга. Когда мы вернулись, почти везде горел свет, работал телевизор и кондиционеры – при открытых окнах. Я был в шоке. Другой раз я спас наполовину съеденную индейку, которую брат Шона уже был готов выбросить. Средняя беларуская семья могла бы неделю ее доедать.

Детей у нас нет, но у Шона есть 13 племянников и племянниц, а у меня четверо – мы любим проводить с ними время. У нас часто спрашивают, собираемся ли мы заводить детей. Лет десять назад я хотел, но тогда не было возможности – тем более мы расходились во взглядах на этот вопрос. Например, я был бы не против помочь подругам-лесбиянкам с зачатием, и потом принимать участие в воспитании и финансовом обеспечении. Шон такой вариант не рассматривал никогда: он считал, что ребенок должен быть только нашим. Со временем мы пришли к выводу, что нам достаточно племянников и детей друзей. Так и живём.