Несколько лет назад в тексте KYKY Бонд был назван престарелым тусовщиком: он вел шоу «Говно вопрос», где надо было на спор делать довольно бессмысленные вещи, потом вел свадьбы и корпоративы, «заскакивал» на беларуское ТВ, попадал на vip-фотоотчеты с закрытых тусовок. Но, в отличие от многих коллег по параду торговли лицом, Андрей не заболел агро-гламуром. Как раз поэтому и появилась идея сделать это интервью.
Мы с Андреем сидим в баре на проспекте Независимости. Подходит официант, мы заказываем по джин-тонику.
Бонд: Я сегодня пью аккуратно, мне вечером на работу.
KYKY: Для тебя алкоголь – это проблема?
Бонд: Я человек запойный, но аккуратный – пьяница, не алкоголик. Не буду врать, бывали случаи, когда из-за похмелья я переносил съемки. Но подобное случается редко. Когда пью, во мне просыпается альтер-эго – веселый пати-бой, который всех любит. Мне даже друзья говорили, когда я в завязке был: «Андрюш, ты может начинай уже пить: трезвый ты такой мерзкий».
Кстати моё любимое хобби – наблюдать за людьми. Уже лет 20 лет я составляю картотеку, которая позволяет мне предсказывать и моделировать коммуникацию с разными персонажами. В большинстве своём люди не интересны – в какой-то момент моя ненависть к ним начала перерастать в жалость. А может, я просто старею – как-то представитель одного бренда написал: «Андрей, мы за вами давно наблюдаем – вам так идет старость!» (смеется)
«Если мы дружим, у тебя должно быть желание заплатить мне больше»
KYKY: Давай поговорим про ведущего Андрея Бонда – у тебя в Беларуси всё началось с шоу «Говно вопрос». Тебе сейчас стыдно за те видео?
Бонд: Феномен «Говно вопроса» тянется до сих пор. На этом шоу выросло мое поколение, поколение младших братьев моих сверстников, а сейчас на ролики подсаживаются нынешние школьники. Мне не стыдно за те видео – вне кадра я делал намного более дебильные вещи. Мы были молоды, горячи и могли себе позволить – даже прыгали с моста на Немиге в Свислочь.
А в «Говно вопрос» у нас получилась идеальная схема: взаимодействие со зрителем, денежный вопрос – платили, кстати, из своего кармана. Потом зрители начали соревноваться друг с другом. И у нас с Рыбакиным появились образы «хороший/злой» полицейский. Артем часто отказывался от заданий, потому что был вроде как элитным, а мне было плевать, я соглашался на всё. Смешно, что вне видео всё было наоборот: это Рыбакин лез на рожон, а я был дипломатом. Но потом мы начали педалировать экранными образами.
Мне грустно, что «ГВ» бесславно закончился. Мы отсняли один сезон, в последних выпусках началась чушь в стиле «попробуйте вейп со вкусом жареной курицы». Мы были пионерами, наши ролики набирали по миллиону просмотров – это как сейчас все десять миллионов. Но сделать с этим мы ничего не моги. Не было инструментов накрутки лайков, монетизации, так что за всё время шоу каждый причастный к нему получил всего долларов по 200. Когда запускали MediaCube с правом представления YouTube в Беларуси (я был к этому причастен), внутри меня сидела алчная скотина и грустила.
Ну, и еще меня расстраивает, когда на улице незнакомые люди подходят и говорят: «Я слежу за тобой со времен «Говно вопроса». Я понимаю, что человек знает меня только по тем видео. Понятно, на фоне остального в моей жизни это шоу было самым ярким – людям всегда нужны сиськи, пенисы и чтобы кому-то было больно. А когда ты получаешь награду за телешоу (Андрей получил «Телевершину» за проект на ОНТ «Вечерний Минск» – прим. KYKY) – ты, конечно, молодец, но всем плевать.
Вот если бы ты сел на свою награду прямо во время вручения перед министром информации – был бы другой разговор.
KYKY: Вы явно уже так не общаетесь с Рыбакиным. По ощущениям, тебя унесло к хипстерам, а его – к «беларускому гламуру». Как это вышло?
Бонд: Мне больше нравится, когда говорят, что я ушел в постмодерн, а Артем – в коммерцию. Мы с Рыбакиным не ссорились, мы не враги. Кто знает, может, завтра или через пять лет мы снова сойдемся. Я точно знаю, наши пути еще пересекутся – как у [экс-ведущих «Реутов ТВ»] Маркони и Мезенцева.
Мы с Артемом всегда были разными, может, на противоречиях и сошлись. Он – бизнесмен, мечтающий о карьере. А я – романтик-альтруист, более бескорыстный чувак. Работать на мероприятии знакомого и обсуждать с ним цену – пытка для меня. Вот, кстати, что меня всё ещё бесит: когда люди думают «если ты мой друг, сделай бесплатно». Наоборот! Если мы дружим, у тебя должно быть желание заплатить мне больше. Экономь на незнакомых ведущих. Я же тебе как другу всё сделаю в десять раз раз круче и душевнее.
KYKY: Ты в курсе, что про вас с Артемом пишут фанфики?
Бонд: (смеётся) Не знал, надо почитать. Но в то время нам присылали огромное количество фан-арта, по десять рисунков в неделю. Правда, в них сексуальная тема не прослеживалась.
Я вывез все это творчество в мамин дом – мягко говоря, ненормально, когда у человека стены в квартире завешаны его же лицом. Потом приезжаю к маме, захожу в типа мою комнату… В общем, мама развесила там все мои награды, дипломы и эти плакаты. Осталось занести аромапалочек – и можно ставить молебен.
А потом был момент, когда я сказал себе: «Либо сейчас ты ищешь адекватную работу, либо продолжаешь вести праздники-корпоративы, но тогда нужно начинать из себя что-то строить». До этого мы с Рыбакиным строили из себя мудаков, но конкретно в моем случае всё это было частью большого плана. Мне деньги никогда с неба не сыпались. Маленький я жил в деревне, потом, до 14 лет, – в однокомнатной квартире впятером с достатком ниже среднего. Кем я только ни работал – даже капусту на рынке продавал и машины мыл. С пацанами из «Центрального» воровал батон с майонезом.
Меня, например, мало интересует, что делает господин Солодуха, но я ему респектую. Человек столько лет зарабатывает реальные бабки – клоун он или нет – но зарабатывает в десять раз больше, чем ты, корчась в офисе. Так, может, лучше побыть клоуном? С возрастом отношение людей всё равно меняется. Когда в 16 ты творишь херню, они думают – «маленький дебил», когда то же самое делаешь в 25, они говорят «надо ему работу нормальную найти». А если ты продолжаешь заниматься этой же херней в 30 лет, они тебя признают: «Смотри, как профессионально он делает эту херню!».
KYKY: Ты настолько стыдился фамилии Бондарик что стал Андреем Бондом?
Бонд: Мое первое реальное имя – Антон Андреевич Ермукашев. Я стал Бондариком, когда родной отец решил изменить нашу фамилию, ну и моё имя.
В школе я всегда был «Бондик» – и не в сексуально-нежном исполнении, а в издевательском. Меня до сих пор от этого слова колотит. Когда школа закончилась, новые знакомые начали называть меня «Бондом». До твоего вопроса я никогда не думал, что «ведущий Андрей Бондарик» звучит хуже. Хотя объективно понимаю, что на Бонда придет больше людей, чем на Бондарика. Но я абсолютно не стесняюсь своей фамилии, просто у меня два амплуа: Бондарик – личное, семейное, написанное в паспорте, а Бонд – сценический образ.
Недавно я узнал, что фамилия Бондарик не моя кровная, и хочу её сменить на фамилию дедушки – Гружевский. Я готовлю почву, чтобы в медиа появился Андрей Гружевский: сейчас вопрос лишь в том, чем он будет заниматься. Но и балагур «Бонд» не исчезнет – как существует не только Иван, но и Гриша Ургант.
«Лучше уж говорите, что я у вас деньги украл»
KYKY: Раз ты упомянул семью, я хочу спросить про парня, с которым ты иногда «выходишь в свет».
Бонд: (перебивает) Артем – не мой сын. Он мой младший брат по отчиму, живет с моей мамой. Но почему-то про Артема говорят, что это, якобы, мой сын, которого я стесняюсь. Бред.
KYKY: Перед нашей встречей я читала твои интервью – ты где-то говорил, что женился на беременной девушке, когда был молод. Видимо, это стало поводом для таких разговоров.
Бонд: Женился, но ребенка не случилось (Андрей попросил не публиковать причину, потому что экс-супруга против – Прим. KYKY). Всё, детей у меня нет.
Артем – младший брат, у него есть инвалидность. Он родился здоровым ребенком, но в детстве заболел. Болезнь спровоцировала осложнение, которое сказалось на психоэмоциональном и физическом развитии. У Артема нарушение координации движения, но это абсолютно социальный человек. Многим стоит поучиться его открытости этому миру. Сейчас Артему 24 года – иногда я беру его с собой, чтобы развлечь. Когда вдруг начали педалировать историю с Артемом, я испугался. Понял, что отчасти стал заложником своего амплуа. Мне совсем не хотелось, чтобы все это выглядело так, будто «Андрей Бонд пытается создать себе образ хорошего мальчика за счет брата-инвалида». Это же чушь: люди забывают, что часто мы отдаем все жизненные силы куда угодно, но не близким. Я это понял и хочу жить иначе.
Но есть проблема: в нашей стране сложно найти профессионалов, которые могли бы увлечь хоть чем-то таких людей, как Артем. Я бы с удовольствием записал его в бассейн, но найти место, где с ним занимались плаванием без моего участия – нереально. Одно время Артем занимался при церковном хозяйстве. Мы думали, что там он найдет свою социальную роль, чтобы устроиться в жизни… Вот просто представь, что будут говорить: «Да твой брат живет в загородном доме в Ждановичах – и у тебя есть проблема, куда его пристроить?». Люди же не знают, что перед тем, как купить этот дом, мама продала квартиру и другие семейные вещи. И когда тебе говорят: «Это всё пиар», – думаешь: «Да как так? Лучше уж говорите, что я у вас деньги украл».
«Этим летом в Минске я заступился за трансов»
Заказываем вторые 50 грамм джина.
KYKY: Давай вернёмся к шоу. Сейчас «Клубный штрих» (Youtube-шоу, которое снималось в ночных клубах: ведущий ходил среди очень пьяных людей с микрофоном – а дальше они делали всё за него – Прим. KYKY), где девушек называли «шкварками» уже бы не сняли? Ты вообще заметил, как феминизм в Беларусь пришел?
Бонд: Не заметил. Прогресс, как и феминизм, нашу страну обходят стороной. В «Клубном штрихе» не стремились снять женщин, мы искали интересных персонажей. Да и тем барышням, которые попали в кадр, не мы губы накачали. Хочу прояснить: к «Клубному штриху» я имею очень посредственное отношение. Я никогда не называл девушек «шкварками». Из-за этого слова девушка подала в суд на бар за оскорбление личности и достоинства, где ребята снимали шоу. Не помню, чем закончилось – но вроде на мировую пошли.
Я за то, чтобы дать женщине быть женщиной. И не представляю, что значит относиться к даме сердца как к вещи. Абсолютному большинству мужчин нужна барышня, которая будет делать выводы за них. Им нужно не мясо, а компаньон. Я, как якобы патриархальный вид мужчины, могу и дрова поколоть, и постирать, и за тампонами в магазин сходить, когда у девушки живот болит. И я понимаю, что мы живем во время, когда границы между мужским и женским исчезают.
KYKY: Читала на TUT.by твое интервью про завидного холостяка, у которого было 500+ девушек. Тебе не кажется, что образ ночного хулигана сейчас – моветон?
Бонд: Не сейчас, а давным давно это амплуа стало зашкварным. Я просто разговаривал с [журналистом Натальей] Бертош в рамках предложенной темы. Лично мне беседы про медиа-персону одиночку, холостых и завидных уже поперек горла. Я не поп-звезда, но запрос от наших медиа, к сожалению или счастью, на такие темы всё ещё есть.
KYKY: Ну раз уж пошел такой разговор – ты кому-нибудь отправлял дикпики?
Бонд: Да, но только девушкам, с которыми уже флиртовал в реальной жизни. Не было такого, чтобы меня только зафрендили, а я ей «привет» – и пенис вдогонку. За распространение порнографии может и срок прилететь – мой знакомый так чуть в тюрьму не поехал. Ему оперативник под видом девочки писал, выманивал дикпики.
Вдруг девушек, которым я отправлял откровенные фото, лет через десять переклинит – и они в милицию пойдут?
KYKY: Ты можешь красить ногти, подводить глаза, носить килт...
Бонд: (перебивает со смехом) И я не гей! И глаза подвожу очень редко, но часто пользуюсь тональником, потому что у меня проблемная кожа.
KYKY: Слышал про избиение парней на Октябрьской, когда родился хэштег #ятожепидор? Часто агрессоры не разбираются, реагируют на внешность – ты попадал в драку из-за своей внешности?
Бонд: Я из эпохи, когда можно было «выхватить» за широкие штаны и «неправильный» цвет носков. Сейчас с этим однозначно полегче. Меня никогда не называли пидором в лицо, разве что в соцсетях были такие комментарии. И никогда не избивали за то, что я крашу ногти. Люди всегда реагировали на мою внешность адекватно.
Помню, ехали мы на «Линию Сталина», чтобы я проехался на военном бензовозе. Я в черном килте и с таким же лаком на ногтях, а на управлении бензовоза – каноничные мужики. Всё прошло отлично.
Но я видел истории, как людей ущемляли. Этим летом в Минске я заступился за трансов. Наш город только привык к тату и розовым волосам, но к этим людям он пока не готов – вот и пришлось вмешаться. Были мы как-то в Hide, веселились, а потом пришли они. Девочки, мягко говоря, вели себя вызывающе. Одна из них – почти два метра ростом, самая высокая в СНГ транс – встаёт посреди танцпола с большим хот-догом и ест его. Какой-то пацан начинает ей fuck показывать – ну, я его осадил, и он вроде успокоился. Через какое-то время ко мне подходит мой друг с разбитой головой – оказалось, он тоже с этим уродом сцепился. Парень убежал, по камерам мы его найти не смогли – и поехали в больницу: другу пришлось швы накладывать.
KYKY: Я поняла: ты не гомофоб. У тебя был однополый секс?
Бонд: Какое было бы мощное лицемерие – красить ногти и называть кого-то пидором. Но с мужчинами я не спал.
«В стране есть более топовые ведущие, которые прочитают мероприятие президента с бумажки»
Третьи 50 грамм джина.
KYKY: Андрей, почему в Беларуси нет приличного шоу-бизнеса?
Бонд: Знал бы прикуп – жил бы в Сочи. Я не ас в истории, но точно знаю, что в Союзе не было шоу-бизнеса, была эстрада. Когда Союз распался, российская сцена начала развиваться. Выстрелили идолы 90-х: Шура, «Тату», Агутин – на которых смотришь и думаешь: «Вау!» А у нас долгое время был застой кланов а-ля Тихоновичи. Сколько за это время уже было составов «Песняров»? 215? Все эти музыканты отличные, ими нужно гордиться – но не всю же жизнь! А еще есть ощущение, что году в 94-м над беларусами, как в фильме «Люди в чёрном», чем-то щелкнули и сказали: «Вы все не должны доверять национальному производителю!». Нам проще с AliExpress какое-то дерьмо за десять долларов заказать, чем за 15 купить нормальный беларуский аналог. У людей тотально нет доверия к своему продукту – это обидно. Наверное, я поэтому до сих пор из страны не свалил, хочу доказать, что беларусы могут всё.
KYKY: Ты же говорил, что если предложат работу на Первом канале, то уедешь.
Бонд: Я могу уехать на проект в другую страну на пару месяцев. И снимать там себе номер в отеле. Но свой домик хочу построить здесь.
У меня был период, когда в Беларуси достало вообще всё. Заказчикам тогда проще было нанять мальчика с микрофоном, который «как скажешь, так и сделает». А не меня – под которого нужно писать сценарий, чтобы ивент не был похож на «Песню года». В итоге я уехал в Китай и думал, что уже не вернусь. Но через полгода купил билеты в Минск, понял: меня сюда тянет. Просто хочется, чтобы я и мои будущие дети жили в Беларуси.
KYKY: Сколько ты сейчас берешь за корпоративы? И, кстати, что хуже: корпоратив или свадьба?
Бонд: Пару раз в год я соглашаюсь на предложение молодоженов, если их история не про выкуп невесты. Корпоративы, конечно, веду чаще – мне по-человечески не нравятся свадьбы, но я не могу сказать, что они хуже или лучше. Зато за пару последних лет, когда в Минске появились и встали на ноги ивент-агентства, корпоративов и тусовок стало в разы больше. И люди перестали стесняться уделить больше времени на их подготовку. Так что события перестали напоминать жральню одних и тех же блогеров. Это сильно радует.
Мой обычный шестичасовой корпоратив стоит 800 долларов, предновогодний – тысячу. Но сейчас я практикую почасовую систему оплаты, потому что многие ивенты идут по 2-3 часа. Ну а заказать Бонда на час – 150 долларов.
KYKY: Извини, но минские проститутки стоят дороже.
Бонд: Знаю, мне как-то уже говорили: «Все ведущие твоей категории стоят гораздо дороже». Правда, не знаю, что значит «моя категория» (смеется). Я понятия не имею, сколько получает Виталик Воднев или Дима Кохно. Понимаю, что можно ставить ценник выше, но мне совесть не позволяет просить больше. Я же капусту продавал – знаю, что такое поставить цену в два рубля, хотя на самом деле качан стоит рубль. А потом продать его со скидкой в пятьдесят копеек – покупатель радуется, что сэкономил, а ты его на такую же сумму развёл. Мне так делать в работе ведущего не хочется.
Корпоратив – это всегда трэш. Как и свадьба – далеко не светлый праздник. В 90% случаев дядя невесты разбивает аппаратуру, а друзья жениха тошнят около крыльца. Если не хочешь для себя этого лицемерного дерьма – просто не берешься. С корпоративами история другая: вероятность конфликта со зрителем минимальна, всё дерьмо случается в закулисье организаторов.
KYKY: Ты вел ивенты чиновников?
Бонд: Вел корпоративы выпускников МВД, погранвойск, МЧС – они офигенные ребята. Больше никого не вспомню, потому что часто не спрашиваю, что за дяди и тёти за столами сидят. Вероятно, они все в чинах, и чем меньше ты о них знаешь, чем меньше напрягаешься. Хотя была щекотливая ситуация. Вел я как-то лет десять назад предновогодний корпоратив. У нас была насыщенная программа, а гостям – до лампочки. Сидели с каменными лицами, пили импортный виски.
Я решил узнать, что происходит, пошел к администратору, спрашиваю: «Что за ребята? Я их два часа «трясу», а им плевать». Мне отвечают, что ребята из комитета. Комитета, мать его, госбезопасности!
Я тогда администратора чуть не пришиб. Но обошлось без эксцессов, в конце-концов они даже развеселились. Один подошел ко мне, сказал, что его зовут Валера, и «если что, я могу обращаться», дал визитку. Но его номер я никогда не набирал.
Ну и я не настолько топовый ведущий, чтобы меня звали к Ермошиной или Макею. Для их мероприятий будет спокойнее пригласить Женю Перлина или Диму Кохно.
KYKY: Если бы предложили провести что-то для Лукашенко, согласился бы?
Бонд: С одной стороны, это некий показатель твоей крутости – тебя берут в президентский круг. С другой – большой капкан, потому что сделать селфи с подписью «работаю на «др» сына президента» ты явно не сможешь. То есть пиара событие не принесет, а вопросики от окружающих появятся. Пожалуй, я бы отказался. Как я уже сказал, в стране есть более топовые ведущие, которые с большим удовольствием прочитают мероприятие президента с бумажки.
KYKY: Смотрел фильм «Юморист?». Он про человека, который годами рассказывает один и тот же монолог про обезьянку. Чувствуешь себя таким человеком?
Бонд: Конечно. Люди считают, что артист развлекательного жанра всегда весел. Он не болеет, не ест, не дышит, у него не бывает личной жизни. Раньше меня это злило, сейчас я пытаюсь перевоспитать себя. Есть такое понятие «медиаответственность». Пока ты получаешь дивиденды от брендов и просмотры от обычных людей, ты должен делать свою работу, это как в восемь утра на завод прийти. Е**оторговля [буквально – торговля лицом] меня сильно достала, но осталось неудовлетворенное любопытство к этой работе. И я даже не про деньги заказчиков – хотя их тоже хочется, кто бы спорил. Пока я не хочу уходить.
Вон Робин Уильямс всю жизнь был комедийным актером, а потом повесился. И все хором начали кричать: «Как так?» Да ничего удивительного. Люди, которые развлекают других людей (а когда ты популярен – это сотни тысяч людей), отдают огромное количество энергии. Они приходят домой и замертво падают на кровать. В такой жизни ты либо чокнутый (а Уильямс был чокнутый), либо алкоголик и наркоман. Это способ убежать от проблем, «поставить кино на паузу». Посидел, выпил, выкурил сигаретку, успокоился. А потом встал и дальше пошел развлекать людей.
Ирина Михно, рубрика «Герои»,