Леше 31 год. К нам в редакцию он приезжает на велосипеде, хотя за окном в это время идёт первый снег. Отец новой звезды минского перфоманса – известный беларуский художник Алексей Кузьмич, но сам парень поначалу не планировал идти по его стопам. Только из экономиста (по диплому) все же прорвался автор акции «Щит или Министерство фаллокультуры».

KYKY: Начну с самого главного вопроса: как держалась табличка?

Алексей Кузьмич: Табличка – бутафорская, она из картона, поэтому весит меньше воробья. Если грубо, это коробка с дыркой – вроде дырки в скворечнике. Табличка в прямом смысле была надета на член.

KYKY: Как ты рассчитывал ее размер?

А.К.: Опытным путем! Дома сидел, включал интересные видео – приходилось возбуждаться, чтобы все просчитать – и мастерил табличку.

KYKY: Ты выпил виагру – сколько она стоит и как долго длится эффект? Больно не было?

А.К.: Я вообще не секу в препаратах. Зашел в аптеку, спросил, что есть, мне предложили средство за 25 рублей. Выпил одну таблетку – и через двадцать минут пенис реально встал, хотя у меня не было сексуального желания. Если честно, я не хотел пить виагру, потому что в принципе таблетки редко принимаю. Плюс, почитал, какие побочные эффекты у нее есть – даже слепота! Но ради искусства решил рискнуть. Все прошло нормально – голова не болела, в целом чувствовал себя хорошо. Но перед акцией валил жуткий адреналин. Я вообще все неделю до нее ходил, как девочка с месячными – да простят меня феминистки за эту аналогию.

А действовала виагра не так долго – примерно час.

KYKY: Когда мы опубликовали фото с твоей акции в нашем Instagram, нам начали писать комментарии в духе: «Виагра не действует без объекта возбуждения и тактильных ощущений».

А.К.: Полная чушь. Виагра действует сама по себе – всё стоит (осматривает комнату), как рыцари на шахматной доске!

KYKY: Без препарата акция бы не получилась?

А.К.: У меня была задача – цензурировать фаллос. Если бы я туда пришел просто так, как бы достиг эрекции? Здоровый человек никогда не возбудится на весь абсурд, который творится в беларуской арт-пене. Разве только у друзей Панина. Там [в НЦСИ] друг другу задницы лижут, а тех, кто не в стае, травят. Искусства нет, но все делают вид, что оно есть, при помощи помпезных комплиментов. Я бы на такую х***ю [непривлекательное действо] не возбудился, поэтому закинулся виагрой.

KYKY: Слушай, а тебе холодно не было?

А.К.: Нет, меня грел адреналин.

KYKY: Когда мы увидели фото твоей акции, невольно вспомнили манекен на Комсомольской, который вертел карту гостя непонятно на чем. Может, ты им вдохновился?

А.К.: Я его даже не видел. Не читаю новости, специально не захожу ни на какие сайты, кроме профессиональных сайтов про искусство. Весь информационный шлак, который появляется в наших СМИ, мне не интересен. Я пытаюсь отгородиться от него, потому что в переполненной информационной среде справиться с потоком мусора и создать что-то новое под силу только [американскому художнику] Жану-Мишелю Баския. Я не считаю себя таким гением.

(Смотрит видео с манекеном) Прикольно, у него табличка вертится. А она у него тоже на члене держится? Нет? Ну, тогда так себе, воздержусь от оценок этой инсталляции.

KYKY: На фото, где ты оголенными ягодицами стоишь перед гостями, видно, как некоторые вытягивают шею, чтобы рассмотреть тебя получше.

А.К.: Да, я не нашел, чем прикрыть зад (смеется). Несмотря на консерватизм людей, которые были на открытии этой выставки, по их лицам на снимках можно понять, что все были счастливы. Мне рассказывали, что пытались «переставить» подальше бабушку, которая стояла ровно позади меня, но она наотрез отказалась сдвигаться. А та женщина, что на фото вытягивает шею, кажется, работает в посольстве, кажется, венгерском – это не точно.

KYKY: Если бы у тебя не было спортивного тела, ты бы разделся? Кстати, а долго перед выходом качался?

А.К.: Наверное, нет. Хотя, не будучи в шкуре другого человека, не могу однозначно сказать: «Я не разделся, если бы был карликом, толстым или слишком худым». А вообще, как говорят, самое главное произведение – это ты сам.

Я в качалку не хожу, там «качеры» слишком смешные. Раньше – больше десяти лет – занимался ММА, единоборствами, тайским, классическим боксом. Сейчас просто поддерживаю форму: турник, брусья, много катаюсь на велосипеде.

А теперь серьёзно

KYKY: Ты решил раздеться, потому что твоя работа на выставке в НЦСИ попала под цензуру. Что именно не понравилось Минкульту?

А.К.: Максимальные рокировки случились за день до выставки – картину просто перевернули. По задумке «Х*й» должен был висеть горизонтально, но работу повесили вертикально. Они вообще хотели развернуть ее на 180 градусов – к счастью, я это предотвратил. «Они» – это не сотрудники Минкульта, а руководство Национального центра современных искусств (НЦСИ). Это пример самоцензуры: перевернуть работу решила замдиректора, сказала, что все понимает – как всегда у нас все всё понимают – но «если ты будешь делать свою пати [вечеринку], пожалуйста, вешай х*й как положено, но на нашем открытии – нельзя». Она парировал тем, что это нецензурное слово, а на выставку будут приходить дети, делать фото и выкладывать их в Instagram. То есть Минкульт ничего не запрещал, и даже если бы из Министерства пришли на открытие, а картина висела правильно, никто бы не увидел нецензурной лексики. Только буквы «х» и «й», и черную доску с многоточием из гвоздей. Это работа – рефлексия на название выставки: «Постфилософия». Мне кажется, философия – наука сродни истории, когда к ней приставляют «пост» получается спекуляция.

Вообще когда мне предложили поучаствовать в выставке НЦСИ, я сначала отказался. Не хочется выставляться в местах, куда приходят дяди и тети в пиджаках и рассказывают, какое искусство можно показывать, а какое – нет. Это лицемерие и ханжество не про независимого художника. Но потом я подумал: «Была не была, пойду, пообщаюсь». На первой встрече мне сказали: «У нас цензуры нет, выставляй всё, что хочешь». Но потом была ремарка: «Все, кроме фаллосов, потому что выставку курирует Министерство культуры». Как только я это услышал, у меня начался мысленный экстаз – буквально сразу появилась идея сделать акцию о цензуре.

KYKY: То есть даже если бы твою работу не цензурировали, ты бы «что-то выкинул» на открытии?

А.К.: Да, конечно. Я столкнулся с цензурой НЦСИ задолго до того, как моя работа претерпела ряд правок. А ты заметила, что у меня на двух ладонях было написано: «Со всем согласен?». Это ответ на ежедневные ремарки, которые предлагали внести в мою работу. И принимали только ответ: «Да». Это вроде бы центр современного искусства, но современного искусства там нет. Все вылизывается и обрабатывается толстенным слоем косметики. Даже в договоре, который я лично подписывал, есть пункт: «Запрещается поднимать религиозные и политические темы». А это как раз одни из самых острых тем, которые поднимают независимые художники!

Я готовил акцию три месяца – кому-то она кажется просто смешной, но на самом деле над идеей была проведена серьезная интеллектуальная работа. Для меня было важно соблюсти эстетику и не переступить тонкую грань, чтобы получилось остро, но без ощущения «какой-то идиот хотел сказать какую-то чушь». Все получилось, акция читалась даже без манифеста, хотя он тоже был.

KYKY: Как ты разделся посреди выставки и чем все закончилось?

А.К.: Я приехал на открытие в одежде, со всеми поздоровался – там уже открытие началось, кто-то в микрофон первые слова говорил. Потом зашел на свою выставку – там есть скрытый от глаз кармашек – быстро переоделся, весь стаф на себя накинул и закутался в черную накидку. Потом слышу, меня объявляют: «Алексей Кузьмич, тотальная инсталляция «540». Я вышел и снял накидку – в этот момент меня снимали, получилось крутое фото, а-ля эпоха возрождения.

Я проводил акцию спокойно, из зала меня никто не выводил. В какой-то момент замдиректора НЦСИ попыталась сгладить ситуацию и встроить мое волеизлияние в систему. Сказала в микрофон: «Спасибо, Алексей, за перформанс». Тогда многие могли подумать, что моя акция срежиссирована, что это просто театр, в котором нет ничего острого. Поэтому я ответил, что это вовсе не перформанс, а художественная акция против цензуры, которая царит в НЦСИ.

Когда она закончилась, я всех поблагодарил, накинул обратно накидку и ушел на свою выставку, чтобы переодеться. А потом еще около часа был в НЦСИ – общался с гостями и журналистами. Меня никто не выгонял, милиции на открытии тоже не было.

KYKY: После акции твою выставку не сняли, ее еще можно посмотреть в центре?

А.К.: Да, она все еще находится на стене в НЦСИ. Но буквально вчера меня с журналистами к ней не пустили.

KYKY: Табличка, которая участвовала в акции, продается?

А.К.: Она сохранена, как и все артефакты других моих акций. «Творец без яЕц», например, которую мы на «Осеннем салоне» делали. Кстати в этом году меня на салон не зовут – решили, что я неудобный художник. Хотя на прошлом салоне за инсталляцию, которую мы делали в коллаборации с ООН, я получили диплом. И у меня есть фотка с [председателем правления «Белгазпромбанка», который спонсирует «Осенний салон»] Виктором Бабарико! Но не берут. С другой стороны, я даже рад: пару лет назад решил полностью обнулиться, умереть – не физически, а ментально. Так что для меня очень важно абстрагироваться от предыдущего опыта, чтобы сейчас все делать, как говорят, с чистого листа.

Хотя до «смерти» перспективы были хорошие – в нашем искусстве практически нет художников, которые работают с актуальными темами, новыми медиа. Я же специализируюсь на видео-арте, видео-инсталляциях, уже показывал их на «Арт-Минске». Руководство этого проекта, куратор корпоративной коллекции «Белгазпромбанка» Александр Зименко, в СМИ хвалился этими работами, мол, теперь в Беларуси есть видео-арт – это ли не круто. Хотя видео-арт еще в 60-х зародился, но опустим этот момент.

Подобными заявлениями часто хотят убедить общество, что беларуское искусство поднимается с колен и скоро прорвет стратосферу. Я так не считаю – мне кажется, оно в стагнации – говорил об этом еще на акции «Творец без яЕц». Туда я пришел в костюме дворника с метлой и совком, чтобы показать: беларуский художник опустился до уровня обслуживающего персонала для государства и бизнеса.

В древние времена, когда человека хотели сделать рабом, ему отрезали яйца, превращая в евнуха. После этого он не считался полноценным членом общества. Мне кажется, это про наших беларуских художников. Так что я отказался развивать галерейный подход в искусстве – сейчас не сотрудничаю ни с одной галерей.

KYKY: То есть табличка, как и другие твои работы, не продается?

А.К.: Нет, она нужна мне для экспонирования.

KYKY: А если за нее предложат ну очень хорошие деньги?

А.К.: А я их на*** [очень далеко] пошлю.

KYKY: Как ты зарабатываешь деньги, на что живешь?

А.К.: Я – UX/UI-дизайнер. Зарабатываю по-разному: бывает тысяча долларов в месяц, бывает ничего. Очень долго работал на фрилансе, а недавно нашел работу в офисе иностранной компании. Сегодня мой первый рабочий день, и я очень надеюсь, что из-за акции меня не выгонят через пару дней.

Художник – заложник ситуации. Часто он заканчивает Академию искусств и ему ничего не остается, кроме как удовлетворять пошлейшие заказы людей, которые не разбираются в искусстве. В этом плане у меня, конечно, идеальная ситуация. Для меня искусство – это кайф, я не рассматриваю его как работу, потому что у меня не стоит вопрос заработка. Наверное, если была бы финансовая привязка, зависимость от заказчиков, я бы тоже делал безвкусицу.

Кстати, я не учился ни на художника, ни на UX/UI-дизайнера. У меня есть диплом экономиста, а все остальные навыки – самообразование. Даже на курсы не ходил.

Я не могу назвать себя полным аскетом, который из принципа не продает работы. Если мне напишет симпатичный человек – может, и продам. Просто у меня нет конкретных цен на конкретные работы. Раньше, когда занимался абстрактной каллиграфией, некоторые работы уходили за 200-300 долларов. Сейчас я занимаюсь видео-артом – черт знает, как его коммерциализировать: в Беларуси этот вид искусства ни разу не покупали. Плюс, я делаю инсталляции и акции – по факту, это куча хлама – кому она нужна? Если вдруг вам понадобится старая мебель, забитая гвоздями и залитая строительной краской с песком, обращайтесь.

KYKY: Леша, лучше подари нашей редакции эту табличку.

А.К.: Хм. Если вы пообещаете, что я смогу ее периодически забирать на выставки – окей, дарю. Было бы круто, если бы она у вас в редакции высоко висела, как икона. Как на здании Минкульта на проспекте Победителей.

Ну вот, пришел на интервью – развели на работу.

KYKY: Акция, где ты разделся, возбудила беларусов намного сильнее твоих прежних акций. Как думаешь, почему?

А.К.: У нас зажатая нация, которая боится слова «х*й». Мой отец – художник Алексей Кузьмич – во времена СССР был полузапрещенным, потому что рисовал голых женщин, не оглядываясь на идеологию. То есть не купальщиц или банщиц, а просто женщин, но обнаженных. А в то время раздеваться без повода было нельзя, тебя сразу считали аморальным тунеядцем. Папина первая персональная выставка состоялась только в 89-м году, когда он уже познакомился с моей мамой, и она вдохновила его писать Венер и Мадонн. И эту выставку тоже сильно зацензурировали.

Смешно, что сейчас 2019-й, а цензура все та же. Ментальные болезни времен СССР перетекли и в наше время. Люди почему-то боятся голого тела, будто из их жизни не ушел лозунг «секса нет». Многие были реально в шоке от голого тела – это странно.

Сейчас мне 31 год. Ребята в моем возрасте бывают заржавевшие, скрипящие, обвешанные женами и детьми, уставшие от жизни и потерявшие в ней цель. Я лишен этого, у меня сознание молодого человека – и я могу вытворять что угодно и делать из этого искусство.

KYKY: Нам ждать от тебя других «голых» заявлений? Мне вспомнилась студентка БГУ, которая грудью рисовала портрет Лукашенко. У тебя нет таких идей?

А.К.: Я делаю акции под контекст: пока нет контекста – нет акции. Но это не значит, что больше не будет обнаженки.

Каждый человек – человек среды, в которой он рос и воспитывался. Без нее мы все – пустые оболочки. Я вырос в очень интеллигентной семье: папа – художник, мама – инженер, бабушка – учитель русского языка и литературы, а дедушка – врач-хирург. Поэтому воспитывался на театрах, музеях – у меня есть врожденное чувство вкуса. Рисовать х**м [детородным органом] по холсту – это банально и не интересно.

 

 

 

 

Посмотреть эту публикацию в Instagram

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Публикация от Картины От Сердца❤️ (@shelma0905) 14 Авг 2019 в 1:20 PDT

 

Я вообще не говорю маме и сестре, что делаю на акциях. Мне бы очень не хотелось, чтобы они увидели фото из НЦСИ.

KYKY: Мы в редакции уверены, что сейчас тебе пишут незнакомые женщины – да и мужчины. Сколько их уже было?

А.К.: Я уже устаю всё это читать, если честно. За сутки пришло почти триста сообщений, наверное. Но на мое удивление, комментарии и замечания в основном положительные и от молодых, и от людей околопенсионного возраста. Кто-то пишет в духе «класс, молодец», другие зовут на ужин. Мне хочется уточнить: я не гомофоб, просто люблю девушек – поэтому не сильно рад игривым сообщениям мужчин.

Я всегда хотел внимания, но когда столкнулся с ним в таком количестве, понял, что это не мое. Было прикольно только первые сутки, а потом меня достали бесконечные звонки и сообщения. Я все же интроверт и больше люблю спокойствие.

KYKY: Тебе сейчас может грозит административная ответственность. Но ведь оно того стоило?

А.К.: Я сейчас сижу на стуле, с тобой общаюсь – все вроде бы хорошо, но черт его знает, что может быть «завтра». Пока милиция со мной не связывалась. В любом случае, я буду рад отделаться штрафом. Если сейчас серьезному дяде покажется, что я не имею на права вертеть что-то на х*е [детородном органе] – меня прикроют и глазом не моргнут. Всем будет плевать на шумиху, которую вокруг меня разводят. Но сесть я, конечно, не хочу.

Бояться поздно, хотя многие мои друзья говорили, чтобы я после акции ушел в тень: не разговаривал со СМИ, не публиковал ничего в социальные сети. Они сами боятся быть причастными к этой истории. Некоторые даже лайки под постами об акции не ставят – говорят, что им понравилось, только в личной беседе. Но это не нормально, я точно не хочу так жить.