Вы знаете, что такое цветовое решение?

Может, эта фраза кому-то покажется загадочной, но явно не для тем, кто занимается творческим проектированием и согласованием. Поводом внутреннего диалога стала покраска ваз на минской стометровке в ложный желтый. Как так? Почему это нервирует меня, почему это нервирует других? Люди спрашивают: «Это правильно?»

Я стал размышлять, как настоящий первоклашка. Что такое хорошо и что такое плохо? Что для немца хорошо, а для русского –смерть, и за кого, наконец мы? Дальше, уже как подросший пятиклассник, я разбил вопрос на два больших раздела:

1. Что хорошо для моего внутреннего «я»?

2. Что из этого нравится остальным и законно?

Город нашего детства Минск особыми колористическими эскападами не баловал. Он рос скромным и потому, в основном, серым. Нестойкие красители охристых оттенков не оставили ярких пятен воспоминаний кроме одного – роскошного витража кинотеатра «Пионер» на фризе. Стекла в нем были большие, толстые и яркие. Когда находишься внутри вестибюля – это сказочный рай, может, поэтому его изнутри аккуратно закрыли. Были еще мозаики в Зеленом Лугу и панно на Доме моделей... Среди серых зданий только одно минчане прозвали Красным, потому, что это было по-факту.

Когда я покупал очередной автомобиль, мой друг уговаривал меня на хороший минивэн. Голубого цвета. «Н-Н-Нет, – говорю я ему. – Цвет не тот». Почему? Потому что это не тот месседж, который я хочу распространить вокруг. Не тот. Может, в другое время, или после окончательных разочарований, но не сейчас.

В деревне цветовая «Хиросима» оправдана – там нет главного художника. А в Минске есть

Любопытно рассматривать цвет и как индикатор настроения в обществе. Помните, еще не так давно черная «бэха» или «мерин» были самим олицетворением успеха. Впрочем, в защиту могу сказать, что не видел этих машин в легкомысленных цветах, да и представить их сложно.

К счастью, произошла реабилитация белого – общество становится более открытым. Раньше белый был нарицательным дешевого универсала для деревни, но стоило в последние годы добавить немного перламутра – и ваши Range Rover Evoque у гипермаркетов уже демонстрируют свою неприкрытую буржуазную роскошь.  Но перевеса в сторону открытого-благородного еще нет – невнятно серо-серебристые и мутно-синие острова стоянок все еще плотно окружают проходную МТЗ.

Итак, я понял, что цвет – это отражение состояния. А могу ли, допустим, я – добропорядочный гражданин – сделать так, как наши добропорядочные селяне? Наверняка каждый из нас видел цветовые вспышки на деревенских улицах. Это просто «Хиросима»! Над патриархальным укладом череды землисто-коричневых изб – бах! Ярко-фиолетовый с желтым с красным забором! Держитесь, я вам покажу! Надоела серость, вот вам!

Будь я в то время чекистом, я бы точно заподозрил в инакомыслии. Но в деревне это понятно – там нет Главного художника деревни. А вот в городе он есть – он и ответит за всё.

Как Минск оказался предательско-розового цвета

Город – штука непростая, многослойная. Цветовым решением заведуют главный художник города, главный архитектор района, Управление по охране историко-культурного наследия Министерства культуры и, наконец, есть главный бухгалтер ЖРЭО, которому надо освоить 60 кг залежалой краски, давно расслоившейся на два противоречивых слоя. Да, чуть не забыл самое главное: есть главы администрации районов и их жены. Только работая главным архитектором района, видя картину изнутри, я раскрыл невероятную тайну ненавистного розового.

Откуда он на зданиях? Оглядываюсь – ну вроде приличные люди, а почему же цвет вас выдает? Я в администрации был человеком новым, осторожничал цветом: беленький, шоколадный, долларово-зеленый, часто замешивал сам и тут же, у ведра и согласовывал.

Оказывается, предательско-розовый получался при добавлении нашего белого в наш коричневый. А ведь должен получаться цвет «кофе с молоком»! Я смирился и снял обвинения со всех – это наше, симптоматичное, понял я. Так и живем.

Но есть и смелые люди с положительным результатом. Вот история: однажды в Речице были «Дожинки». Город надо было красить, и срочно. Проблему составляли несколько уродливых, но приватизированных хат, углами выглядывающие на главные улицы. Не знаю, кто тогда был там архитектором района, но решение было потрясающее: в хаты вставили окна ПВХ и покрасили в серо-буро-малиновый стены, наличники окон, двери. На удивление, на фоне выхолощенных бело-синих вывесок универсамов дома смотрелись креативно и убедительно. 

Зачем тратить смету на исследование цвета архитектурного наследия, если вазы все равно жёлтые?

Теперь про исторический цвет. Научная реставрация предполагает выявление первоначального цвета на памятнике архитектуры. Ну, или цвета, в котором памятник существовал большую часть времени. Для того делается проба (прямо как биопсия) штукатурного слоя.

Под бинокулярным микроскопом хорошие специалисты через пять дней выдают искомый колер. Вот тут и начинается. С одной стороны – наука, исследования, потраченная смета, а с другой – все зависит от взвешенного осмысления архитектора проекта.

Мы помним Лошицкую усадьбу до реставрации и после, мы помним вкусные зефирные вазы до покраски и после. В обоих случаях проводились исследования и научное обоснование конечного результата. Только результат почему-то раздражает. К слову сказать, исследования по пресловутым вазам тоже проводились почти 10 лет назад – и установлен был белый, слегка желтоватый колер. Но кто кому дал в руки это желтое ведро? Все сводится к конечному исполнителю, к его, простите сказать, начальной культуре.

Хорошо, если это тот самый выпад маляра из деревни против надоевшей серости. Если говорить шире, то не саму методику надо подвергать критике, а то как она претворяется. Так и с коммунизмом, так и дальше. С реставрацией, как и с врачеванием, – главное не сделать необратимое. Что уж говорить о покраске! Как покрасили, так и перекрасим.

Нам просто пора научиться самоиронии

Поколения меняются – меняется баланс ценностей. Самые большие глупости делаются с самым умным лицом. Горожане в Европе позволяют себе вольности: не только здание бантом перевязать, но и внедрить в линию застройки откровенно (на наш беларуский взгляд) странные диссонирующие объекты.

На смену помпезности и пафосности приходят ирония и, что более ценно для меня, самоирония. Только очень не хочется, чтобы это происходило случайно – как с этими вазами. Не хватает хорошо взвешенных проектов, глубину которых даже сразу не оценишь. Может, мы позволим себе ставить смешные, добрые, ироничные арт-объекты даже на самых главных площадях, не взирая на строгость стилевого единства проспекта – историко-культурной ценности, номинированной на включение в Список Всемирного наследия ЮНЕСКО? А уж когда мы привыкнем к современной урбанистической среде, насыщенной арт-объектами самого разного свойства, тогда и на вазы сможем посмотреть по-другому, в какой бы цвет профессионалы их ни выкрасили.