Психотерапевт Александр Янкелевич: «После смерти не будет ничего»

«Мне удобнее и практичнее верить в то, что после смерти ничего не будет. Такой взгляд позволяет более внимательно относиться и ценить то, что мы имеем прямо сейчас. Если бы мы были бессмертными и знали об этом, вряд ли получали удовольствие от жизни. Завершенность и конечность делает любой процесс более «вкусным». Она же пугает. Иногда, даже без наличия предпосылок, человек испытывает необъяснимый страх смерти, который его мучает. Этот вопрос подробным образом исследуется в психотерапии, ведь отношения человека к смерти влияет на его жизнь, на то, ощущает ли он ее осмысленной, на его отношения с другими людьми и так далее. 

Конечно, и ученые, и религиозные деятели находятся примерно в одном положении: никто достоверно не знает, что там, за чертой. Если мы относимся к жизни как к одной единственной, мы ее больше ценим.

Когда я был в Индии, обратил внимание, как бесшабашно местные ездят по дорогам, вылезают из поездов на ходу. Наверное, это связано с верой в реинкарнацию.

Современный человек вроде бы не отрицает то, что он когда-нибудь умрет, но на деле очень редко глубоко этот факт осознает. Психика защищается от осознания смерти и сопутствующей ей тревоги. Мы можем погружаться в трудоголизм, подвергаться слиянию в отношениях, даже продолжение рода в каком-то смысле защищает нас от этой тревоги. Прямое осознание своей конечности позволяет больше ценить жизнь. 

У вас же есть бабушка, которая уже отпела около 300 человек в церкви.

Да, я рассказывал об этом на одном выступлении. Бабушка отпевает людей, и она же способствовала восстановлению большого православного храма. Наши взгляды не конфликтуют, наоборот, мы в чем-то равны и в одинаковой степени ничего не знаем. В чем-то мы оба верующие, просто в чуть разные парадигмы. Я бесконечно уважаю мистическую составляющую религий, это наследие человечества, которое надо беречь.

В психотерапевтических практиках есть метод, при котором человеку предлагается описать собственную смерть. Рассказать, как, и при каких обстоятельствах он мог бы умереть, если бы жил в привычном ключе, как бы проходили его похороны – кто бы на них пришел и о чем говорили эти люди. Подобная встряска позволяет посмотреть на жизни в более широкой перспективе. 

Как бы вы сами хотели, чтобы вас похоронили?

Лично мне эстетически импонирует кремация – минималистично и нет нужды напрягать живых обустройством места на кладбище».

Один из создателей молодежного движения #6pmMinsk Дмитрий Оковитый: «В раю я хочу встретиться с богом и поговорить»

«Я верующий человек: верю в Бога, рай и ад. Думаю, что после земной жизни будет еще что-то, но понятия не имею, как и что это будет. Наша жизнь делится на периоды: школа, выпускной, университет, выпускной, работа. И всякий раз мы знаем, к чему готовиться и что изучать. Смерть – это финальный выпускной, и если ты знаешь, что нужно вспомнить и какие предметы подтянуть – тебе будет легче. О чем обычно люди говорят в конце? Не о машинах, деньгах и другом материальном – жизнь сводится к неосязаемым вещам: «А сказал ли я «люблю»?, «Попросил ли прощения», «Достаточно ли провел времени с близкими?». Для меня ощущение вечности бытия – это пинок, который заставляет думать о важном всегда. Мне не кажется, что люди, которые живут в перспективе вечности, что-то теряют, живут не на полную. Скорее, они чувствуют,  что жизнь – это намного больше, чем еда, и фокусируются на вещах, которые нельзя потрогать руками, но можно прочувствовать. Часто церковь загоняет человека в определенные рамки, мы на проекте стараемся их избегать. Ведем диалоги о том, что есть человек сейчас, что вообще делает нас людьми и отличает от животных. Что дает нам ценность и как прожить эту жизнь правильно.

Если говорить про загробную жизнь, надо начинать с души. Наше тело стареет и умирает, а душа – нет. Вопрос в том, существует ли душа в принципе. Если человек – это всего лишь мясо и кости, и он руководствуется только инстинктами, как объяснить наличие у него эмоции? Почему женщине больно от того, что ей изменяет ее мужчина? На основании чего она делает вывод, что ее предали? Другой момент – вопрос ценности человека.

Почка стоит около ста тысяч долларов, ее, как и другие органы можно продать. То есть все в нас имеет свой ценник, но по сути мы ничего не стоим, нас легко убить – по-настоящему ценным человека делает только душа.

Ну и третье – мораль. Мне кажется, не будь у нас души, мы могли бы делать все, что угодно, даже сексом на улице заниматься и Гитлера оправдывать. Душа – своего рода компас, который помогает ориентироваться и выбирать правильный путь. А раз существуют категории «хорошо» и «плохо», то есть и тот, кто следит за выполнением этой морали. Это как правила ПДД и гаишники, например. Не будь сотрудников, которые контролируют эти правила, начался бы хаос. Я считаю, что и в вопросе морали так же – она не может существовать сама по себе. Иначе если нет творца, нет и абсолютов. А это опасный путь.

Как выглядит переход из одной жизни в другую, описать сложно. Я об этом никогда не думал, потому что для меня важны не детали, а суть. У меня есть инструкция к жизни – библия. Я стараюсь ее читать каждый день. Так вот, в библии не пишут про ощущения при «переходе» из одной жизни в другую, там пишут, что мы встретимся с тем, кто дал нам жизнь. Если «там» кто-то есть – Бог, творец вселенной – я хочу с ним встретиться и поговорить. Задать вопросы, которые, наверное, волнуют многих, но остаются безответными. Например, в человеческом мире очень много несправедливостей, и иногда сложно определить, по чьей вине они произошли. Самый большой дар Бога людям – ответственность. Но неужели за все в этом мире виноват только человек? А еще я хочу узнать самое важное – зачем тот, кто «выше» и могущественнее, создал нас, какая у него была и есть цель? Ведь человек все создает для чего-то, даже маленькую гайку. Если провести параллель, мы поймем, что у нашего существования тоже есть цель, глобальная цель.

Если все же говорить про детали, вспомните бесчисленные рассказы людей, которые пережили клиническую смерть. Все говорят, что видели место, в котором нет ни физических, ни моральных ограничений – все в абсолютной гармонии. Это место, в котором, кажется, мы должны были находиться всегда».

Ученый-генетик, спикер и солицензиат TEDx в Беларуси, специалист центра генетической и репродуктивной медицины Genetico Анна Козлова: «Умереть» очень похоже на «выключить телевизор»

«Жизнь и смерть одинаково трудно поддаются определению, и их, как правило, описывают через отрицание друг друга: живое – то, что отличается от неживого,  мёртвое – то, что не обладает признаками жизни. Перечень признаков при этом приходится составлять заново после каждого научно-технологического прорыва.

Скажем, тот факт, что в современной медицине выделяют отдельно клиническую смерть (то есть остановку дыхания и сердцебиения), смерть мозга (при которой можно поддерживать работу сердца и легких) и истинную биологическую смерть (необратимую) – говорит, в первую очередь о том, какие изменения претерпели наши возможности по реанимации. В 90-е годы в попытке как-то оценить смерть вне контекста медицинского прогресса возникла концепция «информационно-теоретической смерти», подразумевающей такие повреждения мозга или других органов, которые связаны с необратимым разрушением личности человека.

Наш единственный источник хоть какой-то информации о том, что чувствует человек, умирая — это описанный опыт околосмертных переживаний. Как правило, люди, пережившие клиническую смерть, упоминают необычные зрительные и слуховые образы, ощущение деформации пространства и времени, эйфорию. Но полагаться на эти описания – значит совершить типичную «ошибку выжившего». Есть такой хрестоматийный пример из истории Второй Мировой войны, когда венгерского математика Абрахама Вальда попросили дать рекомендации по бронированию бомбардировщиков с учётом частоты вражеских попаданий в разные части самолёта. Очевидным ответом на этот вопрос кажется «укреплять те места, в которые чаще попадают, то есть крылья и хвост». Но правильный ответ состоит в том, что повреждения крыльев и хвоста всё равно позволяли самолётам вернуться, а укреплять нужно те места, в которых нет никаких пробоин – топливный бак и кабину, потому что такие повреждения просто не позволяют самолёту долететь на базу.

С опытом околосмертных переживаний всё аналогично. Мы знаем (или думаем, что знаем) о некотором опыте выживших. Вполне возможно, у тех, кто не пришёл в сознание, а умер навсегда, был какой-то другой опыт. Или не было никакого. Лично мне кажется, что «умереть» очень похоже на «выключить телевизор». Только что нам показывали какую-то историю — и вдруг перестали. Без наблюдателя её попросту не существует.

В теории систем есть такое симпатичное понятие — «эмерджентность», то есть появление в системе принципиально новых структур или характеристик, которыми не обладали её отдельные элементы; качественный скачок. Строго говоря, несводимость свойств системы к сумме свойств её компонентов — это вообще один из основных критериев сложной системы. В этом смысле, скажем, феномен жизни в целом и ноогенез (то есть появление и эволюция разума) в частности — это эмерджентное свойство сложных химических систем. В определённый момент биохимические процессы, происходящие в живом организме, вызывают целый комплекс специфических субъективных переживаний: восприятие, память, мышление, сознание. И, как и другие эмерджентные явления, эти ментальные феномены исчезают в тот момент, когда система распадается.

Говоря о том, «что будет дальше» с точки зрения науки, важно понимать, что поставить эксперимент, который подтвердит или опровергнет наличие души, загробной жизни, радужного моста или 72 гурий, танцующих на кончике иглы, в принципе невозможно.

Если вы видите ученого, который берётся отвечать от имени научного сообщества на вопрос, нет ли, случайно, у человека какой-нибудь души и что произойдёт с ней после смерти — скорее всего, либо он не учёный, либо вы неправильно поняли сказанное.

В то же время, сложно избавиться от ощущения, что именно сейчас человечество стоит на пороге окончательного принятия идеи о классовой природе смерти. В массовой дискуссии бессмертие или хотя бы существенное продление жизни, (не предполагающее, разумеется, никакого равенства возможностей), всё чаще рассматривается не как несбыточная мечта, а как сложный, но достижимый результат».

Анестезиолог-реаниматолог Анастасия Матылевич: «Когда мы умираем из нашего тела уходит душа»

«Я работаю в больнице, часто видела умирающих и уже умерших людей, но никогда не думала о том, что с ними в этот момент происходит, если не учитывать медицинские показатели типа «прекращение работы жизненно важных органов». Не знаю, как я отношусь к смерти – уже привыкла к ней. Как бы ужасно ни звучало, у врача мертвый человек не ассоциируется с организмом, который недавно прыгал и пил – это просто навечно сломанный механизм, который не смогли починить. Меня это не пугает, потому что я заранее знаю, что произойдет с пациентом: умрет он вскоре или нет. 

Мне приходилось сообщать о смерти пациентов. Это очень тяжело. Облегчает только то, что в реанимацию попадают люди в крайне тяжелом состоянии, поэтому часто их родственники не шокированы такой новостью. Разговор происходит по телефону – мы звоним, представляемся, говорим дату и время смерти, выражаем соболезнования. Лично я стараюсь не заплакать. Через пару минут рассказываем, когда можно забрать тело и вещи. В университете нас не учили, как справляться с такими моментами, рассказывали только про этику общения с пациентами и их близкими, но это была теория, которая не совпала с реальностью и никак не помогла. В больнице более опытные врачи, когда видят, что я расстроена от разговора с родственниками умершего пациента, просто говорят: «Не расстраивайся».

Я с детства хожу в костел, могу назвать себя достаточно верующим человеком, поэтому, несмотря на медицинские навыки, хочу верить, что после смерти что-то есть. Так проще жить и проще принять собственную смерть.

Даже когда с родственниками пациентов разговариваю, говорю, что человек ушел в лучший мир. Многим именно благодаря вере проще отпускать близких.

Смерти боятся все, но я заметила, что даже тяжелобольные люди, которые верят в существование души, не так сильно держатся за этот мир. Они говорят про мир лучший, верят, что там их ждет спокойствие, и уходят легче, чем те, кто с научной точки зрения к этому относятся. Я тоже хочу верить в существование Бога, рая и ада. С одной стороны ты как медик можешь дать объяснение всем процессам в организме человека, с другой – понимаешь, что без вмешательства высших сил не обошлось.

Думаю, когда мы умираем, это не похоже на сон, скорее из нашего тела уходит душа – поднимается над телом (я пыталась найти подтверждение своей теории, но ни разу ничего подобного не увидела). А потом душа бродит и ищет себе пристанище. Вероятно, она сохраняет наши черты характера и личность – мы продолжаем жить где-то в другом мире».